Берия. Лучший менеджер XX века.
Шрифт:
Но Берия стал начальником ГУГБ лишь с 22 августа 1938 года, так что раньше этой даты Судоплатов не мог оказаться в его кабинете, расположенном рядом с приемной Ежова. Однако эта явная аберрация памяти не существенна для главного — описания Берии, данного человеком, хорошо знавшим его лично. И оно стоит того, чтобы быть сообщенным читателю почти без купюр:
«Моя первая встреча с Берией продолжалась, кажется, около четырех часов… Берия задавал мне вопрос за вопросом, желая узнать обо всех деталях операции против Коновальца и об ОУН с начала ее деятельности…
Из
Тут я временно прерву рассказ Судоплатова, чтобы заметить: он, похоже, так и не понял, что Берию интересовали не столько его личные приключения, сколько вообще та атмосфера европейской жизни, с которой Берия, работавший как чекист на закавказском направлении, был знаком, конечно, плохо. А теперь ему надо было быстро входить в курс и европейской работы разведки, и он пользовался удачным случаем, чтобы узнать и понять насчет ее как можно больше.
То же надо сказать об информации по ОУН. Для «закавказца» Берии эта проблема являлась новой. А что же это за профессионал, который не использует любую возможность для самообразования!
«Берия поинтересовался, — продолжает Судоплатов, — обратил ли я внимание на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире, которая находилась в пригороде Парижа. Его немало удивило, что я этого не сделал, поскольку слишком устал. Из этого я заключил, что Берия обладал опытом работы в подполье, приобретенным в закавказской ЧК…
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромного совслужащего…
Одет он был, помнится, в весьма скромный костюм. Мне показалось странным, что он без галстука, а рукава рубашки, кстати, довольно хорошего качества, закатаны. Это обстоятельство заставило меня почувствовать некоторую неловкость, так как на мне был прекрасно сшитый костюм: во время своего краткого пребывания в Париже я заказал три модных костюма, пальто, а также несколько рубашек и галстуков. Портной снял мерку, а за вещами зашел Агаянц (известный впоследствии разведчик, генерал, имевший прикрытие в Париже как третий секретарь посольства. — С.К.) и отослал их в Москву дипломатической почтой».
Деталь с костюмами Судоплатова я не опустил потому, что она лишний раз косвенно подтверждает аберрацию его памяти. Если бы он после приезда (пусть даже и в августе) был вызван к Берии немедленно, вряд ли у него было бы время получить в НКИД или на Лубянке свои парижские обновки. Значит, между приездом и встречей был определенный временной зазор.
И, не в укор Павлу Анатольевичу, скажу, что на его месте Берия, несмотря ни на какую усталость, проверить пути возможного отхода с явки не забыл бы наверняка. А вот костюмы стал бы заказывать вряд ли.
Берия проявил интерес и к диверсионной работе в Испании чекиста Василевского, служившего в свое время под началом Берии в контрразведке грузинского ГПУ.
Отметил
Интересно, что в другом месте Судоплатов написал и следующее:
«Берия часто был весьма груб в обращении с высокопоставленными чиновниками (когда они того, как я понимаю, заслуживали. — С.К.), но с рядовыми сотрудниками, как правило, разговаривал вежливо. Позднее мне пришлось убедиться, что руководители того времени позволяли себе грубость лишь по отношению к руководящему составу, а с простыми людьми члены Политбюро (сталинского. — С.К.) вели себя подчеркнуто вежливо».
Замечу, что Сталин ко всем обращался, как правило, на «вы», и по инерции это сталинское и бериевское «вы» сохранилось, выветриваясь при Хрущеве. А уж при Брежневе и особенно при Горбачеве укоренилось всеобщее хамское «ты»… Впрочем, было бы удивительно обратное.
В конце встречи — и это очень характерно для Лаврентия Павловича — он предоставил Судоплатову пятидневный отпуск для того, чтобы тот смог навестить мать в Мелитополе и родителей жены в Харькове. «Монстр» в описаниях клеветников, Берия на самом деле был заботлив и внимателен к тем, кто делал одно с ним дело.
НО ЧИТАТЕЛЬ, хорошо знакомый с мемуарной литературой по советской разведке, может мне возразить. И в опровержение сведений о вежливости Берии он может сослаться, например, на воспоминания генерал-майора в отставке Елисея Тихоновича Синицына, на рубеже 60—70-х годов занимавшего пост заместителя начальника Первого главного управления (разведывательного) КГБ СССР.
Накануне советско-финской войны он был легальным резидентом разведки НКВД в Хельсинки с очень солидным дипломатическим прикрытием временного поверенного в делах — для этого временно отозвали штатного нкидовского полпреда.
Нечто подобное уже было — крупный советский разведчик Рыбкин (с его женой Зоей Рыбкиной-Воскресенской мы еще познакомимся) весной 1938 года вел по личному поручению Сталина секретные переговоры с финнами под таким же прикрытием, для чего временно отзывали полпреда Асмуса.
По образованию инженер (в 1934 году закончил Московский институт химического машиностроения), Синицын пришел в разведку НКВД в 1937 году по партийному «ежовскому» набору, окончил Школу особого назначения, работал под прикрытием в советском консульстве во Львове еще до присоединения Западной Украины к УССР.
Посылал Синицына, естественно, Берия, но его легальным шефом числился Молотов. И вдруг Синицыну приходит телеграмма: «Срочно выезжайте в Москву для доклада. Молотов».
«Срочно» — не «немедленно». К тому же Синицын — по его же словам — удивился: почему вызывает Молотов, а не Берия. Но выехал в тот же день и сразу же по приезде направился не в НКВД на Лубянку, а в НКИД, в Спиридоньевский…
Выслушав доклад, Молотов отпустил Синицына (которого знал как Елисеева), сказав, что тот может идти «к товарищу Берия»… Далее я передаю прямой рассказ Синицына: