Беркут
Шрифт:
Вампир очнулся от дневного сна в расцвете сил, ощущая, словно весь мир благоволит ему, чувствуя, как свет Луны собирается в его ладонях, а время замирает, позволяя оставить след на многие века вперед. Просветление — так звалось состояние, которое ощутил Эвандилль по воле Обеллоса. Случается, что бола познают аспекты мира и его устройства, неподвластные их магическим силам. Но иногда понимание оказывается столь глубоко, ясно, естественно для его получившего, что сама магия тянется к тому, чтобы облечься в форму, ближе всего соответствующую образу просветления. Так, силы вампира, питаемые Доменом Конца, воплотились в могучие чары времени, что заточили колоссальную мощь Луны в клинке — в шедевре, который династия Пьемонтов
Искусству обращения с Лунным клинком было крайне тяжело обучиться. Кто-то говорит, будто один людской маг решил забрать вампирский шедевр себе, дабы познавать с его помощью аспект времени и Домен Конца. Вот только он не справился — и в наказание за свою опрометчивость замер навеки в том же образе, в каком прикоснулся к чарам, в предвкушении силы и могущества повелевать временем.
Шарль сам обучался этому около двадцати лет. Он же объяснял любителям посудачить об остатках магии, что таким артефактом владеет не лучший мечник столицы, а вампир «на подхвате» благодаря связи нежити с Доменом Конца. А без его понимания и ощущения невозможно пользоваться истинными силами Лунного клинка. Пусть магия почти не работала на землях Всеотца с самой Первой Ночи, это не значило, что принципы мироздания изменились. Как с истока бытия из ничего рождался Хаос, принося за собой Начало, сменявшееся установлением Порядка, которому в итоге рано или поздно придет Конец, знаменовавший пустоту до заполнения ее Хаосом, так и поныне сей круг был неизменен. Поэтому, даже не имея средств к познанию магии и ее Доменов, бола могли получать к ним ограниченный доступ — благодаря тем, в ком один Домен преобладал над другим. А так как нежить полна Концом, именно эти создания могли в полной мере раскрывать силу древнего вампирского артефакта. И даже не обязательно, чтобы это были вампиры.
В ту ночь клинок снова служил своему владельцу, а вместе с полнолунным светом Шарль ощущал, будто способен сейчас выйти невредимым даже из боя с виверной.
Впрочем не зря гласит поговорка: «Не кликай Беду, не теряй еду». Звать противника на бой без необходимости глупо и опасно. Будто ощутив желание вампира сражаться, монстры стали выходить из леса, а может просто почуяли запах свежей добычи.
Целых шесть лютоволков. Менее опытные сборщики, заметив их, обронили и серпы, и корзины.
Твари, покрытые коротким, но плотным серым мехом. Сложенные почти как мускулистые люди, но все еще передвигающиеся по обыкновению на четырех конечностях. Тусклые прожилки бледно-фиолетового цвета на коже просвечивали из-под шерсти. Когти этих монстров были не меньше трех сантиметров в длину, толстые, острые, готовые кромсать своих жертв на части и рвать из них органы. Отнятой теплой свежей плотью твари с удовольствием пировали даже на глазах своих жертв. На волчьих мордах угадывались гуманоидные черты, отчего страх перед ними лишь крепчал. А глаза… налитые кровью, они чуть отсвечивали сиренево-голубым цветом, рыскали взглядом по тускло освещенному полю пшеницы и выдавали жажду бойни.
Шарль заметил противников чуть позже своих подопечных… но медлить было не в его стиле. Голова одного из лютоволков слетела с плеч почти мгновенно. Быстрая расправа над врагом — вот ключ к победе над монстрами. Их больше, они выносливее — затяжной бой почти всегда обернется проигрышем.
Все знают, что встретить одинокого лютоволка лучше, чем голодного волколака, два таких — чуть слабее буйного энта, трое — проиграют яростному фениксу, а уже четверо запросто убьют виверну. Чем было их больше, тем сильнее они становились, и потому любая стая больше трех особей получала уровень угрозы «Уничтожение». Впрочем, считается,
Монстры мгновенно кинулись на вампира, но он все же зацепил еще одного из них, хотя и не сумел убить. Тем не менее, в бою тварь уже не поучаствует, ибо кровь хлестала из зверя ручьем, окропляя алыми струями траву вокруг и самого Шарля. Тогда же во мгновение ока бола отступил, молча показывая своим подопечным жестами: необходимо отойти ближе к стенам. Лютоволки поняли, что рвут землю вместо врага слишком быстро. Могло даже показаться, будто они разумны. Их спины тут же сомкнулись, позволяя стае обозревать всю территорию вокруг без слепых зон. Это же позволило им защитить еще живого сородича, хотя он уже все равно не жилец.
Бежать в город, даже с отданным приказом, всегда опасно. Иногда считали, что вообще никто из убегающих, не спасался. Те, кто не бывал за стеной, говорили — это наказание за трусость. Вот только обычно, если приходилось бросать работу, угроза сильно превышала возможности защитников, отчего те не могли даже ненадолго задержать противника. Хотя, несомненно, даже так приказы выполняли и не оспаривали.
Новички из сборщиков бросились наутек, а ветераны спокойно взяли свои инструменты и стали двигаться в сторону стены. Были среди них и те, кто уже работал с Шарлем. Как раз они спокойно поведали, что ему просто нужно больше места для маневра. Не хочет задеть своих же.
Монстры заметили свечение клинка так же быстро, как его обладатель ранее исчез из их поля зрения. Все разворачивалось настолько молниеносно, что к моменту, когда лютоволки приготовились сокращать расстояние, сборщики едва начали движение.
Звери побежали в сторону Шарля, оставив раненого, а вампир уже снова пропал, отсекая голову оставшемуся позади члену их стаи — тому самому, которого не смог располовинить. Лишь пару раз из гладкого среза поднялись робкие фонтанчики крови, затем сердце твари замерло навеки, а тело упало наземь. Тут же стало видно, как монстры потеряли всю свою былую уверенность — раньше они даже не удосужились скрыться, выходя из леса, а теперь нырнули в густые заросли пшеницы, скрываясь из вида своего противника.
Вампир вместо того, чтобы слепо бросаться за теми, кто даже вчетвером мог бы уничтожить небольшой город с гарнизоном стражи, поднял к своим губам меч и поцеловал его. В этом движении, вероятно, был какой-то религиозный подтекст, ведомый лишь ему самому. Или же то — прелюдия, а сам он до безумия влюблен в хладную сталь, ведь за касанием губ последовало прикосновение языка к лезвию плашмя. Затем Шарль весьма вульгарно слизал кровь лютоволка, что осталась на клинке.
— Еще теплая… — довольные слова вырвались из уст сами по себе. Испить силы могучего существа — невероятное блаженство для этого вампира. А уж кровь лютоволка: алая, наполненная мощью и маной, отчего даже слегка переливалась фиолетовыми бликами, была просто восхитительна. Вкус чуть солоноватый, но свежий, будто испил воды из родника в лесу, и с тем яркий, немного покалывающий язык, будто мята.
Глаза неживого бола вспыхнули рубиновым светом, более глубоким и ярким, чем до этого, а сам он с удовольствием вдохнул запах ночи. На его коже проступили окрасившиеся в фиолетовый цвет жилы, тело выросло в размере, отчего одежда на нем натянулась, обнажая ставший крупным рельеф мышц. Вампир задышал чаще и шумнее, но совсем не от страха. Наоборот, бояться стоило его противникам
Лютоволки ощутили опасность, и потому решили напасть всем скопом с разных направлений. Они закружились вокруг врага, будто в хороводе смерти, готовясь нанести удар. Однако их предполагаемая жертва не терялась в попытках уследить за ними, он закрыл глаза и встал в боевую стойку.