Берлин: тайная война по обе стороны границы
Шрифт:
— Товарищ, генерал, это наш новый переводчик.
В ответ:
— А давно он у вас, почему я его не знаю?
Я начинаю приходить в себя. Почему-то вспыхнуло чувство невероятной обиды: таких слов в свой адрес я еще в жизни не слыхал! Не довелось и после. За что? Стоящие рядом офицеры заметили мое состояние. Однако сдержался, неуверенно включился в разговор, сообщив дату прибытия в управление и что по вопросу прибытия меня принимал его заместитель полковник Сазонов. Генерал Г. К. Цинев и сопровождающий быстро прошли в кабинет полковника Шаталова.
Оперработники дружно набросились на меня, выяснили, почему
— Ну окрик окриком, бывает, что и незаслуженно, а дело делом! Ведь у тебя в руках новая информация по делу дезертира, полученная только что. Генерал приехал наверняка именно по вопросу хода расследования. Я как дежурный зайду сейчас к начальнику отдела и доложу о получении новых данных по розыску дезертира.
Что и проделал. Выйдя из кабинета, он сказал мне:
— Зайди, обратись, как положено по уставу, сначала к генералу, а потом к полковнику и доложи содержание информации, когда и как она получена. Генерал ведь не все знает!
Я зашел, доложил все строго по уставу, передал документы. После их изучения генерал Г. К. Цинев спросил меня, откуда я прибыл к ним и где моя родина. Я ответил на вопросы, сказал, что моя родина — Пермская область.
При упоминании области генерал и начальник отдела как-то странно переглянулись. Я вышел. Снова вызвали дежурного. Вернувшись он спросил меня:
— Тебя знакомили со справкой по делу на этого беглеца?
Я ответил, что нет, наверное, в суете позабыли.
— Начальник приказал, чтобы ты завтра обязательно ознакомился с ней! — добавил Рамзаев.
Таким было мое первое знакомство с будущим заместителем председателя КГБ СССР, известным в последующем руководителем органов госбезопасности. В пятидесятые годы он возглавлял органы военной контрразведки в ГСВГ, и под его руководством мне предстояло прослужить много лет в ГДР. Но об этом позже. Первое впечатление — оно самое яркое. Что было, то было! Из жизни былого не выкинешь.
Читаю утром краткую справку:
«Гарифуллин Ахмед родился в 1933 году в Татарской АССР, по национальности татарин, образование начальное. В армию призван в июне 1952 года Березниковским горвоенкоматом, Пермской области.
Службу проходил в 133-м отдельном батальоне охраны Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина. В августе 1953 года сбежал к американцам из караула суточного наряда по охране памятника «Победы» в Западном Берлине».
…Да, изменник-то оказывается земляк! Вот тебе и первый щелчок от советских людей, «меняющих свои убеждения»!
Уже первичные оперативные мероприятия по расследованию этого факта дезертирства показали возможную причастность к этому делу американской разведки. Этой акцией руководил некий Курт Голлин.
Не менее памятным для меня событием первых дней службы в Берлине явилась постановка на партийный учет.
Мы, сотрудники Особого отдела, состояли на партучете в политотделе коменданта советского сектора города Берлина. Само название «Комендатура советского сектора города Берлина» носило
Я, в то время еще совсем молодой военнослужащий, с душевным трепетом вошел в кабинет с исторической надписью «Политотдел штаба Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина». Представился. Инструктор политотдела ознакомился с моими документами. Вижу на его лице недоумение, сменившееся явным недоверием:
— Как? Ты четыре года учился. Говоришь, что закончил военный институт и даже с отличием? И тебя выпустили не офицером, а сержантом? — подал мне чистый лист бумаги. — Пиши! Когда и за что тебя лишили офицерского звания, какие взыскания, выговоры были. Пиши все, как есть. Перед партией надо быть честным! А ты к тому же еще и особист!
Я безуспешно пытался разъяснить, что все мои слова — правда. Спохватившись сказал:
— Да вы спросите об этом моего начальника полковника Шаталова. Он подтвердит достоверность моих слов.
Услышал в ответ:
— Зачем нам твой Шаталов? Мы и сами разберемся! Я, несмотря на то, что окончил институт с отличием, ходил все еще сержантом, как и мои сокурсники из ПГУ. Сказалась организационная неразбериха в верхах осенью 1953 года, после смерти Сталина: снятие Берии и его арест в конце июня 1953 года, отсутствие законно утвержденного министра госбезопасности. Такова история, под колесами которой трещали человеческие судьбы. Кстати, первые офицерские звания «лейтенантов» пришли нам только в конце ноября 1953 года, через три с лишним месяца после окончания ВУЗа!
Инструктор политотдела предложил мне выйти в коридор и подождать его решения. Нас разделяла тонкая перегородка. Слышу разговор по телефону этого инструктора видимо с руководителем:
— У меня тут на приеме один «бериевец»… Да… Да. Он, видите ли, плетет тут мне, что учился четыре года… Нет… не гражданский, а окончил якобы четырехгодичный военный институт… Я так же думаю, что вранье!
Молчание. Он слушал указания собеседника. И снова:
— Да… так точно! Пошлем запросы, ну а затем вкатим ему по полной мерке… Да… слушаюсь!
Я не выдержал и, не дождавшись повторного приглашения в кабинет, вышел из двери с исторической табличкой «Политотдел штаба Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина».
«Бериевец», да что у меня общего с Берией, почему я должен нести ответственность за его преступления?! Я пришел служить Родине, а тут выходит, что в глазах партии я являюсь соучастником Берии!
В отделе секретарь парторганизации спросил меня — встал ли я на учет в политотделе комендатуры? Я рассказал о результатах разговора с инструктором политотдела. Секретарь тут же повел меня к Шаталову. Мне сказали: