Берлинский этап
Шрифт:
На коммутаторе девчонок ждал сюрприз, по каким-то важным делам пожаловал их общий знакомый, вернее, не совсем знакомый, поскольку знали они не его самого, один только голос…
— Кто дежурит сегодня? Это ты, Нина? (… Аня, Клава…)
Борис не ошибался никогда, знал всех по именам и голосам.
Нина, Аня, Клава о нём знали немного. Только то, что связист — сибиряк, что зовут его Борис и фамилию носит смешную — «Тараканов».
«Усатый, наверное», — хохотали как-то девчонки, сплетничая о связисте.
По
«Ой, девочки, как же я соскучился по девчатам, — даже вздыхать у него получалось как-то особенно, легко и радостно. — Так бы и прижался к вам!»
Борис оказался симпатичным подтянутым блондином. Грудь в орденах, на вид лет двадцать пять.
— А ну признавайтесь, девчата, кто здесь у вас Нина, кто Аня, а кто Клава? — застал с порога девушек врасплох. — Да я и сам по голосу угадаю. Ты Аня, наверное…
— Аня, — засмеялась Аня.
— А я Борис, который вам всё время надоедает. Вызвали в Кюстрин по делам, дай, думаю, к девчатам зайду.
— Ничего не надоедаете, — улыбнулась Нина. — Всё равно мы здесь скучаем целыми днями.
И снова почувствовала на себе чей-то взгляд, под которым хотелось съёжиться, как от холода. За спиной, как тень, снова стоял Чиграков.
Надоедливый, как призрак в старинном доме, — от него хотелось избавиться и выйти на свет.
— Товарищ замполит, направьте меня, пожалуйста, в Россию. Может, братья уже вернулись в деревню, очень беспокоюсь за них живы ли, — не раз просила Нина, но он только сдвигал брови и отделывался коротким «Не время еще». А время тянулось очень медленно.
…. Скользят по Одеру трофейные пароходики и катера, привыкают понемногу к миру. Всё же уболтала Нина зануду-Аньку посидеть на берегу, а она как будто и не рада, оглядывается то и дело, как украла что-то.
— Толку, Нин, от твоих молодых, — хмурилась Аня. — Если муж намного старше, больше любить будет.
— Он же в отцы тебе годится, — в который уже раз удивлённо повторила Нина. — Какая может быть любовь?
— Последняя любовь сильнее всего, — пожимала плечами Аня.
— У него, может быть, и последняя. А ты?
— А что я? — хмыкнула Аня. — Это даже лучше, если любят тебя, а ты нет, тогда мужчина для тебя всё, что хочешь, сделает. Разве плохо, когда есть защита?
По-кошачьи мурлыча, пристал к берегу катер. Возвращался с рыбалки старшина.
— Держите, девчонки!
Сам смеётся, а в каждой руке не то змея, не то рыбина по полметра.
— Что это? — удивилась Нина. — Змеи?
— Какие змеи? Угря что ли никогда не видела? — засмеялся старшина, протянул девушкам добычу. — Поджарьте на сковородочке этих двух змей. Да не волнуйтесь, с ними работы
Угря жарили вдвоем с Аней. И Нина снова заметила, что подруга стала неразговорчивой, будто и не подруга вовсе.
И расспрашивать бесполезно — всё в шутку обратит. Хотя и без объяснений ясно в чём, вернее, в ком тут дело.
Дверь визгливо попятилась к стене, на пороге кухни возник майор. Распрямил плечи, как на параде.
И Аня тоже сразу стала как-то выше и статнее.
Взгляд Чигракова скользнул по помещению и прилип к сковородке с истекающими жиром угрями, затем остановился на Нине.
— Иди на коммутатор, — отдал приказ.
Угря досталось каждому по крошечному кусочку, но гвоздём ужина было не столько само диковинное блюдо, сколько рассказ старшины о том, как он изловил длиннохвостых.
— Смотрю, змея на крючке, — сошлись лучиками первые морщинки в уголках глаз. — Не сразу понял, что это угорь, хотя до войны переловил их столько на Волге…
… Нина не дослушала, выскользнула на улицу. Кюстрин кутался вдали в мрачную скуку — униформу чужбины.
И снова нестерпимо захотелось с гармонью и берёзками в вагоне ехать на родину.
«Может, и Толик уже вернулся», — цеплялись мысли за надежду. — И хлеб, наверное, уже есть в России настоящий.
… В вагоне было весело и тесно, как и месяц назад, когда возвращались в Россию с Аней и ещё одной милой чернявой девушкой, имени которой Нина не помнила.
Теперь же Нина была одна и не искала попутчиков.
Под сердцем свербело, назойливая такая тревога, как тихая струнка.
И желание стать незаметной всё сильнее и сильнее.
На этот раз в вагоне была и гармонь; то частила частушками, то протяжно вздыхала и будто торопила поезд новыми военными песнями.
Нина прижалась к стене товарного вагона.
Рядом одна девушка подсаживала на плечи другую, похудее и поменьше ростом. Обеим было весело и не терпелось поскорее добраться хотя бы до границы.
— Ничего не разобрать, — дотянулась до крошечного окошка та, что пониже. — Одни поля и деревья.
Но поезд вскоре встал.
— Ваши документы, — навис над Ниной пограничник, и то, что свербело в груди, оказалось пойманной птицей.
— У меня нет документов… — пробормотала растерянно.
— Откуда едете, девушка?
— Из части…
Голос спокойный и строгий, почти равнодушный, а взгляд как будто хочет достать до потаённых глубин души, извлечь, как рыбу, оттуда сокровенное.
— Так, девушка, — стали глаза ещё строже. — Вылазьте из вагона и возвращайтесь назад, пока не попали, куда следует.
«Куда следует» произнёс, чуть понизив голос.