Бес в серебряной ловушке

Ягольницер Нина

Теперь он назывался полковником Орсо и имел полномочия кондотьера. Он подчинялся только герцогине Фонци, был совершенно одинок, каменно-холоден и внушал подчиненным почти суеверный страх. И никто по-прежнему не знал, что живет и дышит за суровым фасадом. Но сам Орсо ни в ком не нуждался, а потому едва ли кто-нибудь часто задавался подобными вопросами.

Глава 28

Дар святой Терезии

It fell about the Lammas tide… When the muir-men win their hay.

Годелот

отмахнул клинок полковника вправо и сделал выпад, но закаленная сталь предсказуемо ткнулась в уже подставленную скьявону Орсо.

The doughty Douglas bound him to ride. Into England, to drive a prey.

Еще выпад – и разошлись. Годелот перевел дыхание и снова атаковал. Выпад за выпадом – а полковник, даже не переступая ногами по земле, орудовал, казалось, шестью клинками одновременно, отражая удар еще на сближении. Шотландец ощущал, как сердце разрывает грудь, и машинально продолжал:

He chose the Gordons and the Graemes. With them the Lindesays, light and gay.

Полковник сделал шаг назад, и Годелот, ободренный успехом, удвоил напор. Еще шаг, еще. Впервые Орсо отступал под натиском ученика. Шотландец попытался вновь ускорить движения, до отказа выжимая ноющие мышцы, а полковник сделал очередной шаг назад, безмятежно протянул свободную руку, взял с бочонка стоящий на крышке кувшин, отпил несколько глотков и поставил кувшин обратно. Затем же ринулся вперед и могучим ударом выбил эфес из руки Годелота.

Юноша стремительно упал наземь, пропуская над собой свистящую сталь, двумя резкими оборотами подкатился к упавшему оружию, чтоб в третьем взметнуться на ноги, но скьявона вдруг упорхнула из-под руки, взблеснув на солнце, тычок сапога в подбородок опрокинул Годелота на спину, а на шее сомкнулись два клинка. «Ножницы», коронный прием полковника, исполняемый им с почти театральным изяществом. Годелот уже дважды видел, как Орсо демонстрировал этот фортель, но впервые стал его жертвой…

But the Jardines Wald nor with him ride, And they rue it to this day.

– Ваше превосходительство, – пробормотал он, сплевывая песок и вжимаясь затылком в землю, – ударить безоружного ногой в лицо – это нечестно…

В ответ ножницы сошлись еще на миллиметр, беря в стальной щипок кожу на горле:

– Какая разница, если я выжил, а вы нет? – спокойно спросил полковник.

– Да, да, я знаю, – досадливо проворчал шотландец, – честь – это байки для дураков. Только это все на словах. А на деле вы все равно в нее верите, не отрицайте. Иначе зачем в договоре запрещены насилия, мародерство и прочее?

Орсо хмыкнул.

– Вы громоздите в одну кучу разные вещи, Мак-Рорк, – отрезал он, размыкая лезвия. Годелот приподнялся на локтях и встряхнул головой. А полковник сухо пояснил: – В нашем и без того беспокойном ремесле только идиот станет специально наживать лишних врагов. Впрочем, мир на две трети населен идиотами. Но я дерзаю

не относить себя к их легиону, а потому помню сам и вам тоже советую запомнить: нельзя мнить себя любимцем судьбы. В любви эта девица не постоянней портовой шлюхи, и однажды колесо фортуны все равно вмажет вас в дерьмо. И вот тогда, лежа в пыли перед врагом, вы получите отличные шансы понять разницу между судом солдата над солдатом и судом мужа и отца над убийцей и насильником.

Никогда не марайте рук зря, Годелот. Пощадите чужого ребенка, защитите чужую жену, оставьте кусок хлеба чужой матери. И однажды вам тоже дадут шанс. Или просто убьют, как мужчину, а не освежуют, как скот. Это не честь, Мак-Рорк, и не сказки о Камелоте. Это обыкновенный здравый смысл. Поднимайтесь, хватит валяться. На сегодня довольно.

Годелот встал с земли, подхватил на лету брошенную кондотьером скьявону и поклонился, все еще машинально силясь припомнить следующие строки:

– Благодарю вас, мой полковник.

Орсо бегло кивнул в ответ, небрежно накинул колет на одно плечо и двинулся ко входу в караулку. Глядя ему вслед, подросток ощутил, как едкий привкус разочарования отступает: день был нежарким, но влажная камиза полковника липла к спине. Все же несгибаемый командир взмок за время урока, несмотря на издевательскую демонстрацию скуки…

Глубоко вздохнув, шотландец с легким чувством удовлетворения зашагал к своим ножнам и камзолу, а искомые строки сами вдруг всплыли в памяти:

And he has burn’d the dales of Tyne, And part of Bambrough shire: And three good towers on Reidswire fells, He left them all on fire.

…После первого урока клинковой игры Годелот был уверен, что тем дело и ограничится: полковник лишь желал указать новобранцу на его тактические просчеты во время дуэли. Но воскресным вечером, лишь отзвонили колокола на кампаниле Святого Марка, лакей вызвал шотландца во внутренний двор, где полковник с ехидцей поинтересовался, занятно ли подчиненный провел выходной и найдутся ли у него силы на немудрящий поединок. Годелот, тут же вспомнив, как заполошно несся за ним по переулку полковничий соглядатай, осклабился с внутренним торжеством и обнажил скьявону.

С тех пор уроки повторялись каждые два-три дня. Они выматывали шотландца до кружащихся в глазах огоньков, но каждый раз наделяли каким-то новым, неизвестным ему доселе навыком. Орсо казался Годелоту существом сверхъестественным. Он предугадывал любое движение ученика, двигался с проворством лесного хищника, а оружие в его руке казалось живым продолжением кисти, неотъемлемой ее частью, подчиняющейся не столько мышцам, сколько мысли полковника.

Пощады Орсо не знал. Он применял сотни разнообразных хитростей и уловок. Нанеся удар клинком, перехватывал эфес, и вслед на Годелота обрушивался тычок локтя или кулака. Полковник безжалостно искоренял в шотландце представления о дуэльной чести, утверждая, что эффектно погибнуть в поединке шансы невелики, а вот напороться в первом же бою на менее принципиального противника – куда вернее, поэтому победа неизменно остается не за кодексами, а за ловкостью и сноровкой.