Бес в серебряной ловушке
Шрифт:
– После полковника Орсо, которому подчиняюсь я сам, основной командир здесь я, – продолжил Ромоло так же равнодушно. – Ты нанят на место ветерана, который был одним из самых надежных солдат, служивших под моим началом. Я порядком удивлен этой заменой, но полковнику виднее. Усвой сразу – ты не в гарнизоне деревенского аристократа. Здесь не дают спуску, не прощают небрежности и не щадят дураков. Пьянство, драки, воровство и непотребство здесь караются куда быстрее и надежнее, чем семь смертных грехов. Остальное узнаешь от капрала. Через четверть часа завтрак, а после господин полковник приведет тебя к присяге. Ночью заступишь на первый караул.
Годелот выслушал всю эту тираду молча, поклонился и вышел из трапезной. Но, едва закрыв за собой дверь, почти бегом припустил по темному коридору. Легко сказать, в срок… Как за четверть часа найти в этом дворце каморку, где провел ночь, вычистить от пыли колет, прибрать волосы и вернуться, подросток не имел понятия. Но сегодня случай был милостив: у первого же поворота шотландца ждал капрал Фарро.
– Бегом, пострел! – проворчал он. – Ромоло за твое опоздание и с меня шкуру спустит.
…Годелоту повезло. Входя в трапезную, он затесался среди нескольких солдат и встретился глазами с капитаном только во время молитвы. Прочие же на чужака за столом демонстративно не обращали внимания.
Шотландец почти не замечал, что ест. Он сидел, стараясь прямо держать горящую болью спину и сохранять бесстрастное выражение лица. И надо было бы приглядеться к новым однополчанам, но Годелот чувствовал, что раны снова кровоточат, а в висках набирал силу глуховатый гул поднимающегося жара. Полученное от врача снадобье лежало в кармане колета, но добавлять его в свой стакан у всех на глазах шотландец не хотел. Дождавшись окончания завтрака и выйдя из трапезной, Годелот украдкой отхлебнул из флакона и поморщился.
Приведение к присяге было коротким, деловым и будничным. Полковник Орсо сухо прочел новобранцу текст договора о найме, где особо подчеркивалось обязательство наемника быть правдивым с командиром и преданным синьору, а также категорически запрещалось пьянство на службе. Отдельным пунктом шли запреты на мародерство, насилие над женщинами и детоубийство, караемые смертной казнью. Проставленная же в договоре сумма жалованья заставила Годелота на миг онеметь – такие деньги он не только никогда не держал в руках, но и видел лишь в питейной «Двух мостов», где наемники играли в кости.
Никто не требовал ни продать душу, ни испить человеческой крови, но шотландец вдруг снова испытал то самое странное чувство, посетившее его на герцогской кухне. Словно что-то было не так или он сам чего-то не понял или не заметил.
Вздор. Всего только вчера он был в шаге от мучительной смерти в каземате инквизиции, а сегодня поступает на службу к богатому и знатному синьору, по сравнению с которым граф Кампано – тот самый деревенский аристократ, о котором так презрительно упомянул капитан. В сущности, ему выпала неслыханная удача, небывалый для нищего мальчишки шанс. А все остальное разъяснится само.
Годелот подписал договор, положил перо на стол и вытянулся, встречаясь с полковником прямым открытым взглядом.
Капрал Фарро оказался ворчлив, но при этом деловит и обстоятелен. Прежде всего он слегка озадачил Годелота известием, что его таинственный богатый наниматель – дама. Затем сообщил, что в особняке постоянно квартируют шестеро солдат, еще шесть живут в городе и являются согласно распорядку караулов. Днем особняк охраняют трое, по одному у каждого входа, а еще один патрулирует периметр, дабы ни один из часовых у входов
– Куда тебя сегодня поставят, парень, я не знаю, Ромоло видней, – гудел Фарро, – но имей в виду: даже если тебя поставили за посудный шкаф в кладовой – стой навытяжку и гляди в оба. Тронулся с места – чекань шаги. Оружие чистить ежедневно, себя блюсти в аккуратности, как девка перед свадьбой. И запомни – во хмелю на глаза полковнику али капитану и носа не кажи. Никаких раздоров промеж своих – знавал я неплохих и отважных ребят, кого за пьяную драку его превосходительство на улицу выгонял без гроша. Сегодня портной пожалует, мерки с тебя снимет. Ее сиятельство герцогиня, храни ее Господи, скупердяйства не терпит, сама обмундирование покупает, чтоб никто у ее дверей вороной щипаной не торчал. Но гляди, сукно добротное, береги на совесть. А теперь ступай, клинок отполируй, мушкет отладь. Твой караул – с полуночи и до шести утра.
…Оставшись в одиночестве, Годелот погрузился в кропотливую чистку оружия, а это монотонное занятие прекрасно способствует раздумьям. Тем более что после отвратительного докторского зелья в голове порядком прояснилось. А поразмыслить было о чем.
Если что-то шотландец и знал наверняка, так это то, что солдатский хлеб никогда не бывает легок. Лежащий же на столе договор, подписанный твердой рукой полковника, обещал несказанные блага. Однако вместо восторга на дне души ворошился вопрос: где же подвох в этой блестящей перспективе? Или же в Венеции просто заведено так щедро платить наемникам?
Погруженный в эти раздумья, Годелот еще раз придирчиво отряхнул колет и мрачно оглядел дешевое сукно. Легко сказать, «блюсти в аккуратности». Злоключения последнего времени все равно придали ему вид бродяги, сколько ни чисти потрепанную одежонку. Нашаривая в суме гребень, он вдруг остановился, пошире растянул ремни и поглядел внутрь. Надо же. Вчера ему было не до того, а с утра он в спешке не заметил, что в суме слишком просторно. Злополучного шлема не было на месте.
В половине двенадцатого Годелот уже стоял во внутреннем дворе, ожидая капрала. Немного погодя появились еще трое солдат. Шотландец скользнул взглядом по черным дублетам. Это были рядовые, отдавать им честь не полагалось, и Годелот коротко кивнул:
– Здравия желаю, господа.
– И тебе не хворать, – гнусаво и равнодушно обронил высоченный швейцарец с невыразительным лицом, на котором поблескивали маленькие умные глаза.
Второй, кряжистый немолодой вояка, ответно кивнул новобранцу, не опускаясь до разговоров, зато третий подошел к Годелоту вплотную и оглядел, как давеча его оглядывал Ромоло.
– Та-ак… – протянул он с ноткой желчи. – Кукушонок прибился… Не зван… не ждан…
Паузы, которые делал часовой, будто подчеркивали в воздухе каждое следующее слово нарочитым пренебрежением. В зыбких багровых отсветах факелов скуластое смуглое лицо говорившего казалось насмешливым, но в черных глазах сквозила неприкрытая враждебность. Годелот подобрался: похоже, новичка собираются немедля поставить на место. Идти на попятный нельзя, иначе с этого незавидного места выбраться будет очень непросто.