Беседы с Vеликими
Шрифт:
Женат вторым браком. Двое взрослых сыновей от первого брака. Увлекается фотографией. Провел ряд персональных фотовыставок.
– Сергей! Одно из самых ваших ярких и запомнившихся профессиональных выступлений было сделано по поводу уничтожения Хаттаба. И мне в голову пришел слоган: «Главный трофей Ястржембского – Хаттаб».
– Ну, это не по моей части.
– Нельзя сказать, что уж совсем не по вашей: вы ведь в Чечне бывали по службе.
– Многократно. Четыре года ею занимался. Летал и с Квашниным, и с Рушайло, с Кошманом, с иностранными дипломатами,
– У людей, которые летали над Чечней, одно из самых тонких воспоминаний – то, как пули били по вертолету. Когда на излете, они так «дзынь» по обшивке – и отскакивают. У вас было такое?
– Было. Но к охоте это не имеет никакого отношения.
– Ну нельзя ж только про охоту, надо хотя бы кратко окинуть взглядом вашу жизнь и деятельность. И родословную. Говорят, что ваш род древней даже, чем Михалковы…
– Не ссорьте меня с моим хорошим другом, охотником Никитой Сергеичем. Насчет древности – подлинных документов нет, есть некие исследования, но научная достоверность этих данных у меня вызывает большое сомнение.
– То есть вы их не можете ни подтвердить, ни опровергнуть.
– Совершенно верно. Твердо можно сказать лишь о дворянских корнях моих предков. Один из семейных корней берет начало из нынешней Гродненской области, когда-то это была территория Речи Посполитой.
– А теперь вы русский по документам?
– Конечно.
– Вы не только из дворян происходите, но и из авиаторов?
– Да. Один мой дед служил в эскадрилье Петра Нестерова, летал на бипланах. Он дважды падал, после стал очень религиозным человеком – считал, что это Всевышний его спас. Второй дед, генерал-майор авиации, был профессором в Академии Жуковского. Много в семье авиаторов… Но я улизнул из-под семейного авиационного влияния.
– И отец ускользнул: он же в ГРУ служил, так?
– Нет, это неправильная информация. Он летчик, вернее, не летчик, а авиатор. Занимался техническими вопросами, связанными с авиацией. Потом стал главным военпредом на заводе Микояна: принимал у промышленности самолеты, которые поступали в ВВС. Последние годы работал в нынешнем Рособоронэкспорте; возможно, отсюда и разговоры, что он из этой уважаемой организации. Раз за границу ездит – значит, все ясно… При том что я в этом ничего плохого не вижу.
– Многие считают, что карьеру вы сделали благодаря студенческой дружбе с Козыревым.
– Мы с ним учились в МГИМО в одно время, но в институте даже не были знакомы. Он учился на «международных отношениях», я – на международном правовом факультете. Познакомились мы не в МГИМО, а после, в 89-м или 90-м, в последние годы СССР. В Сочи проходила организованная совместно с американцами встреча так называемых молодых лидеров. Там были Леша Пушков, Козырев, ваш покорный слуга и еще пара депутатов – очень ярких, первого призыва.
– И потом, когда Козырев стал министром иностранных дел…
– Позвал меня на работу. Это имело большое значение. Я стал директором Департамента печати и информации МИДа, а это прекрасный трамплин. Еженедельно вел по два-три брифинга, которые хорошо освещались прессой, – в отличие от нынешних времен. Споуксмен МИДа был заметной фигурой – в тот период. Потом – Словакия, где я был послом. Место это было незаурядное. В Европе мало вновь образовавшихся государств, так что работать было исключительно интересно. За три года – с 1993 по 1996-й – Словакию с визитами посещали Президент России, два раза Виктор
– …человеком которого вас считают…
– С таким же успехом меня можно считать человеком любого главы администрации, у которого я работал. Да, Чубайс пригласил меня в Кремль, поговорил, позвал на работу – и дал неделю на раздумье. Ну и вот…
– Самая ваша цитируемая фраза такая: «Рукопожатие у Бориса Николаича крепкое».
– Да. И еще «работа с документами» осталась. Президент работает с документами…
– Это вы сами придумали, не пиарщики какие?
– Это работа с чистого листа. Особенно тяжелой была первая ситуация, вопрос был в лоб, на пресс-конференции, и надо было с ходу что-то ответить – и к счастью, реакция позволила. Сказал про крепкое рукопожатие. Что касается документов, то президент действительно с ними работал, даже когда был серьезно болен.
– Какая у вас выучка! Это, наверно, дипломатическая школа?
– Нет, это школа лекторов-международников, которую я посещал, учась в МГИМО. Это богатейший опыт… Некоторые зарабатывали деньги, уезжая в стройотряды. Я тоже пару раз съездил, но мне показалось, что это скучно и монотонно. Куда интересней было за те же деньги прочесть за каникулы 30 лекций. Всего я их около 300 прочитал. Выступал и перед огромными рабочими коллективами, причем без микрофона, срывая голос, и перед зэками, на Севере где-нибудь. (Кроме всего прочего, еще и страну посмотрел благодаря этой работе.) Навыки быстрой реакции были выработаны тогда. Вопросы же были самые разные; люди часто хотели, как в рассказе у Шукшина «Срезал», поставить на место приезжего умника.
– Одна из самых ярких страниц вашей биографии – это переход от Ельцина к Лужкову с Примаковым и возвращение обратно в Кремль. Об этом говорят как о блестящей операции по засылке вас и внедрению для выполнения ответственного задания.
– Не очень для меня это приятное воспоминание в силу целого ряда обстоятельств. Но отвечу коротко и ясно: внедрение – полная чушь, вымысел. Я отработал совершенно честно. И шел я работать не в избирательный блок, а в правительство Москвы, где был вице-премьером по международным связям. А когда началась предвыборная кампания, был создан предвыборный штаб, и его возглавил Георгий Боос. А я стал отвечать за информационное обеспечение. Мы – я и команда, которая тоже ушла из Кремля, – отработали честно, причем в очень непростых условиях. Зачастую, как это ни странно звучит, работали без денег. Объективно никаких упреков нельзя предъявить. Потому что то, что от нас требовалось как от профессионалов, мы выполнили. Да, не мы тогда выиграли выборы – но тем не менее обратите внимание: «Отечество» потом стало составной частью нынешнего «Единства».