Беседы с Vеликими
Шрифт:
– А с Лужковым как сейчас у вас?
– Чай вместе не пьем, но отношения нормальные.
– В прессе то и дело пишут про вашу дружбу с Путиным.
– В прессе много чего пишут, в том числе и разных небылиц. Я не могу так сказать. Это надо у президента спрашивать, кого он считает своими друзьями. Но я никогда не скрывал, что познакомился с ним в 91-м году, когда ездил в Питер брать интервью у Анатолия Александровича Собчака для одного из первых номеров только что созданного тогда журнала «VIP».
– У вас десятилетие творческой деятельности.
– На ниве охоты – правильно! Десять лет назад я впервые взял в руки ружье.
– Это вас надоумил ваш словацкий друг?
– Да, Вильям Ветошка – очень близкий мой друг, спортсмен и охотник. Он сейчас
В этих лесах обитают две очень красивые антилопы – бонго и ситатунга. Когда я взял бонго после двух часов беспрерывного преследования, то в первый раз в жизни не хотел фотографироваться с трофеем; фото ведь требует определенного состояния душевного, радости на лице – вот, достиг вершины, нашел то, что хотел, за чем приехал. На фото видно, насколько тяжело мне достался этот трофей: меня на этом снимке мама не узнала.
В Камеруне есть виды, которые не встречаются в саванной части Африки. Например, лесной слон. Он меньше своего саванного побратима, но охота на него опасней, потому что стреляют обычно с 8—10 метров, – а раньше слона и не увидишь в лесу. Слон тот мне не дает покоя, хотелось бы вернуться. Вообще Африку люблю, хоть раз в год туда стараюсь ездить, это как болезнь. Возвращаешься оттуда и с полгода спокойно живешь, а потом вдруг по ТВ Африка мелькнет – и все, начинает сосать под ложечкой. Мой младший сын, который явно унаследовал охотничий ген, так тоскует по Африке, что она ему ночами снится; теребит меня – когда поедем? А старший сын далек от охоты. Очень люблю традиционную охоту. Стараюсь не пропускать охоту на весеннего гуся. И Никита Михалков, я ему очень благодарен, показал мне охоту с подружейной собакой на луговую птицу – это бекас, дупель. От этой исконно русской охоты я получил колоссальное удовольствие. По весне стараюсь выбраться на глухариную охоту. Беру всегда только одного глухаря, а больше – жалко. Словом, можно называть многие виды охоты.
Думаю, на пальму лидерства в России может претендовать только один человек: это Павел Гусев по богатству собранной коллекции, по разнообразию видов, по количеству экспедиций – кто с ним может сравниться? Кроме того, он первый в России взял африканскую
– У меня три основных ружья. Первое – «штуцер» 458-го калибра, работы мастера Махача. Он когда-то работал на оружейном заводе в Брно, а теперь индивидуально делает ружья для друзей. «Штуцер» этот недорогой, 2 тысячи долларов, но очень надежный. Второе ружье – «Блайзер», три патрона плюс один. Калибр – 375, минимальный разрешенный и рекомендуемый в Африке на крупного зверя. Практически все африканские экспедиции прошли с этим оружием.
И третье оружие очень красивое, легкое, для горной охоты. Сделано в Ферлахе, Австрия, оружейный мастер – Шеринг. Прямой выстрел – до 300 метров. Тут один патрон, да больше и не надо – горные козлы быстро уходят.
Есть у меня и ружья, которые на охоту я не беру, – коллекционные. Например, «мушкетон» 30-го калибра и капсюльное ружье 18-го калибра; оба – середины XIX века.
Главное в чебуреках – бульон
Игорь Свинаренко – о журналистской кухне, русском языке и своих собеседниках.
– Игорь, работу журналистов ты оцениваешь как мужскую?
– Конечно. Помню, куда-то я протыривался с толпой журналистов и не пропустил вперед себя даму. Она говорит: «Что ж ты даму-то не пускаешь!» Я ей ответил: «Это в бане ты дама, а здесь – репортер! Со всеми вытекающими».
– Грубовато…
– А что делать? У женщин есть своя древнейшая профессия, а у мужчин – своя древнейшая.
– Передавать новости – древнейшая профессия?
– Ты что, не слышал, что журналистику называют «второй древнейшей»?
– Слышал. Но я хочу понять – почему…
– Я тебе больше скажу. Не исключено, что она вообще – первая древнейшая. Ведь поначалу девушки давали, наверно, бесплатно – тогда же денег не было. А передача новостей была, и эта задача была очень важной, уровня «выживем – не выживем»: «Наш спецкор занял позицию на господствующей высоте и скоро сообщит, нападет враг или нет».
К тому же если мы возьмем самых выдающихся журналистов мира, то они все были мужчинами. Матфей, Марк, Лука, Иоанн… Ни одной женщины. Ребята были чистейшей воды репортеры – освещали важнейшие события, работали в жанре журналистского расследования.
– Давай лучше вспомним кого-нибудь из недавнего времени. Вот, например, Эгон Эрвин Киш. Первая половина XX века.
– Да, отличный пример. Действительно, был такой великий журналист. Немец и коммунист. У меня, кстати, есть его книжка. На обложке портрет – вылитый я. Что мне, не скрою, льстит. Но не это главное.
Однажды Эгон Эрвин Киш прибыл на пароходе в Австралию, чтобы рассказать, как живут австралийские трудящиеся. А ему не дают визу. «Ты, – говорят ему австралийцы, – в страну допущен не будешь. И заметку не напишешь». А он им отвечает: «И в страну вашу проникну, и заметку напишу». После чего спрыгнул с борта корабля на бетонный пирс. Сломал ногу. Его, понятно, в больницу. Так он остался в Австралии и написал оттуда правдивые очерки. Блестящий, конечно, ход. Ну скажи, разве это не пример настоящей мужской работы? Какая женщина спрыгнула бы на бетонку с угрозой для собственных конечностей?
– А как ты прокомментируешь тот факт, что сейчас на факультет журналистики МГУ, который мы с тобой когда-то закончили, из пятерых поступающих – четыре девушки?
– Далеко не все журналисты заканчивают именно журфак. Вообще журналисту неплохо иметь какую-то еще профессию. Великий Аграновский-отец говорил своим сыновьям, Анатолию и Валерию, будущим лучшим журналистам страны: «Друзья, никакого журфака! Вы должны получить нормальные профессии, а потом – если хотите – работайте в газете».