Бешенство

Герритсен Тесс

Взглянув на него, Тоби вдруг увидела в его лице не только усталость, а что-то еще. Она увидела страх.

— Я порезался, — объяснил Дворак. — Во время вскрытия. Когда вынимал мозг. — Он покачал головой и горько усмехнулся. — Я вскрыл тысячу черепов. У трупов, с которыми я работал, были ВИЧ, гепатит, даже бешенство. Но я ни разу не порезался. Затем мне на стол попадает Ангус Парментер, который, на первый взгляд, умер от естественных причин. Неделя пребывания в больнице, никаких следов инфекции. И что я делаю? Я протыкаю

палец. Именно в тот момент, когда работаю с этим чертовым мозгом.

— Диагноз еще не подтвержден. Могла произойти ошибка. Возможно, срезы были приготовлены не совсем правильно.

— Вот и я надеюсь, — он уставился на микроскоп, как на злейшего врага. — Я обхватил мозг обеими руками. Совсем неподходящее время для пореза.

— Это не значит, что вы инфицированы. Судя по всему, вероятность заражения чрезвычайно мала.

— Но все же есть. Это возможно. — Он посмотрел на Тоби.

Возразить ей было нечего. Да и лживые утешения она произносить не умела. Молчать по крайней мере было честнее.

Дворак выключил подсветку микроскопа.

— У нее долгий инкубационный период. Может пройти год, а то и два. И даже через пять лет я все еще не узнаю наверняка. Буду ждать первых признаков. По крайней мере, это относительно безболезненный конец. Начнется со слабоумия. Нарушения зрения, возможно, галлюцинаций. Потом начнется бред. И в конце концов кома. — Он устало пожал плечами. — Наверное, это все же лучше смерти от рака.

— Мне очень жаль, — сказала Тоби. — Я чувствую себя виноватой…

— Почему?

— Я настояла на вскрытии. И подвергла вас риску.

— Я сам ему подвергся. Мы оба рискуем, доктор Харпер. Причиной тому наша работа. Вы работаете в неотложке: кто-то кашлянет на вас, и вы подхватываете туберкулез. Можно случайно уколоться иглой и заработать гепатит или СПИД. — Он вытащил предметное стекло и положил его в лоток, затем прикрыл микроскоп пластиковым чехлом. — В любой работе таится угроза, ведь даже по утрам вставать небезопасно. Рискованно ездить на работу, опускать письма в ящик. Летать на самолете. — Дворак посмотрел на нее. — Неожиданность состоит не в том, что мы умрем. А в том, как и когда это произойдет.

— Должен же быть какой-нибудь способ остановить заражение на этой стадии. Может, иммуноглобулин поколоть…

— Без толку. Я сверялся с литературой.

— Вы говорили об этом с вашим врачом?

— Я еще никому об этом не говорил.

— Даже семье?

— У меня только сын, Патрик, и ему всего четырнадцать. В таком возрасте у него хватает своих забот.

Тоби вспомнила фотографию на столе — взъерошенного мальчишку, победно сжимавшего в руках форель. Дворак прав: в четырнадцать лет тяжело признать, что твои родители смертны.

— И что вы собираетесь делать? — поинтересовалась она.

— Позаботиться о выплате медицинской страховки. И надеяться на лучшее. — Он поднялся и направился к выключателю. —

Больше мне ничего не остается.

Роби Брэйс, одетый в футболку «Ред Сокс» и жуткого вида спортивные брюки, открыл дверь.

— Доктор Харпер, — приветствовал он. — Быстро же вы добрались.

— Спасибо, что согласились встретиться.

— Ну да, правда, вы пришли не в самый подходящий момент. Понимаете, ребенку пора спать, так что у нас тут сплошное нытье и уговоры.

Тоби вошла в дом. Где-то наверху вопил ребенок. Крик был не расстроенный, а сердитый, сопровождавшийся топаньем ног и швырянием предметов на пол.

— Нам три года, и мы учимся строить окружающих, — объяснил Брэйс. — Ох уж эти цветы жизни!

Роби запер входную дверь и провел Тоби по коридору в гостиную. Она еще раз подивилась, какой же он громадный. Его мощные мышцы не давали рукам прилегать к торсу. Тоби села на диван, а он устроился в потертом кресле.

Наверху продолжались крики, уже более хриплые и перемежавшиеся громкими трагическими всхлипами. Послышался женский голос, спокойный, но решительный.

— Битва титанов, — прокомментировав Брэйс, глядя в потолок. — Жена повыносливее меня. Я так сразу падаю лапками кверху. — Он посмотрел на Тоби, и его улыбка угасла: — Так что там насчет Ангуса Парментера?

— Я только что из судмедэкспертизы. Предварительный диагноз — болезнь Крейцфельда-Якоба.

Брэйс изумленно тряхнул головой:

— Точно?

— Нужно подтверждение невропатолога. Но симптомы вполне соответствуют диагнозу. И не только у Парментера. Еще и у Гарри Слоткина.

— Два случая? Это все равно что молния, два раза попавшая в одно и то же место. Как вам удастся это подтвердить?

— Ну, мы не можем подтвердить это в случае с Гарри, поскольку у нас нет тела. Но что, если у двух обитателей Казаркина Холма действительно болезнь Крейцфельда-Якоба? Возникает вопрос, существует ли общий источник инфекции. — Тоби подалась вперед. — Вы говорили, что, судя по амбулаторной карте, у Гарри ничего такого не было?

— Верно.

— Он перенес какие-либо хирургические вмешательства за последние пять лет? Пересадка роговицы, к примеру?

— Не помню, чтобы нечто подобное упоминалось в его карте. Но думаю, что таким образом заражение произойти могло.

— Такие случаи были. — Тоби немного помолчала. — Есть и другой вариант переноса. Через инъекции гормона роста.

— И что?

— Вы говорили, что в Казаркином Холме проводятся исследования по введению гормонов пожилым людям. По вашим словам, у пациентов наблюдался рост мышечной массы и силы. Возможно ли, что пациентам колют испорченные препараты?

— Гормон роста больше не берут из мозга трупов. Он производится специально.

— А если в Казаркином Холме используют старую партию? Гормон роста, зараженный БКЯ?