Бешеные горы
Шрифт:
— Так, — покосившись на часы, сказал Дымков, — нечего стулья греть. Давайте за работу. А то скоро генерал Артемов начнет теребить, я его знаю.
Глава 22
— Спасибо, Артур, — сказал Глеб, проглотив последний кусок лепешки.
— Пожалуйста, — улыбнулся Калмык.
По договоренности с Бурым, который продолжал изображать из себя тяжелобольного человека и не мог якобы от слабости принимать пищу, Калмык во время еды припрятал несколько ломтей хлеба и мяса, сделав вид, что у него зверский аппетит.
Позже, когда
Пассивно лежать и ждать волшебника в голубом вертолете Бурый не собирался. Он знал, что времени у них немного. Скорее всего, до завтрашнего полудня. А там явится Мурад и всерьез приступит к разговору. И кто знает, чем все закончится? Скорее всего, ничем хорошим.
Утром, когда Мурад ушел, Бурый долго не решался взглянуть на Калмыка. Тот отлично слышал последние слова Мурада и не заблуждался относительно своей участи, не пойди Бурый на сотрудничество с боевиками.
В сарае стояла тягостная тишина, прерываемая доносящимися из-за двери грубыми голосами и взрывами хохота. Глеб не видел, но чувствовал, как вздрагивает Калмык от этих диких звуков. И все же он не решался начать разговор. Он понимал, что, если первым сунется с утешениями, сделает только хуже. Пока Калмык сам не пересилит себя, никто ему не поможет. И он не ошибся.
— Все-таки от судьбы не уйдешь, — первым нарушил молчание Калмык.
— О чем ты? — спросил Бурый, переведя взгляд, до того уставленный в потолок, на него.
— О том же, — усмехнулся Калмык.
Бурый посмотрел на него внимательнее — и увидел будто впервые. Не писаный красавец с гладким, точеным и вечно беззаботным лицом сидел перед ним, а хлебнувший горя мужчина, с морщинами на лбу и в углах рта, с тяжелой складкой на переносице, с сумрачными и будто утопленными внутрь глазами.
— Яма, — сказал Калмык. — Она меня так и не отпустила.
Он поскреб рукой пол, поднял горсть сухой земли и тонкой струйкой спустил ее с ладони. При этом губы его что-то бесшумно прошептали, но что — Бурый не смог разобрать при всем желании.
— Чепуха, — спокойно сказал Глеб.
— Нет, — покачал головой Калмык. — Яма — не чепуха.
— Яма не чепуха, — согласился Глеб. — Чепуха все остальное, в том числе и то, о чем ты сейчас думаешь.
— А ты знаешь, о чем я думаю? — посмотрел на него Калмык.
— Надеюсь, знаю, — пожал плечами Глеб. — Мы все думаем об этом, когда вокруг стены и выхода нет.
— Ты так спокоен, потому что знаешь: тебя они не тронут, — сказал Калмык.
— Я так спокоен всегда, — поправил Бурый. — А тронут они меня или нет, зависит от нас с тобой.
Калмык вопросительно посмотрел на него.
— О чем ты?
— О том же, — усмехнулся теперь уже Бурый. Он приподнялся на локте, посмотрел на товарища и звонким шепотом спросил: — Какие предложения, старлей?
Калмык помолчал, потом осторожно, но уже с огоньком в глазах взглянул на своего командира.
— Вообще-то я думал… Но одному мне не справиться, а ты слишком слаб.
— Это кто тебе такое сказал? — удивился Глеб.
Заметив,
— Круто!
— Вот тебе и ключик для наших цепей, — переведя дух, сказал Глеб.
Калмык с благоговением взял у него гвоздь, как будто эта ржавая железка была ценнее бриллианта.
Да так, собственно говоря, оно и было! При пленении у них отобрали все, что каким-либо образом могло пригодиться в качестве инструмента для побега. Даже швы на комбинезонах не поленились прощупать, зная, как бывают запасливы спецназовцы. А голыми руками замок не откроешь, даже самый простецкий.
Цепи на ногах замыкали не бог весть какой сложности запоры, но все-таки к ним требовался ключ. И вот, пусть и отдаленное, подобие ключа найдено. Спецкурс при подготовке спецназа включал в себя умение разбираться во всех системах замков и открывать их подручными средствами. А гвоздь — это именно то, что нужно.
— Ну, командир, ты даешь, — восхищенно проговорил Калмык, разглядывая гвоздь и уже примеряя его к своему замку в качестве отмычки.
— Припрячь пока, — сказал Бурый, зализывая ранку на пальце.
Калмык кивнул, вернулся на место и воткнул гвоздь в землю, за одну из ножек, на которых стояли нары. И вовремя! В дверную прорезь — местный «глазок» — сунулось чье-то лицо, долго изучало обстановку в камере. Должно быть, возглас Калмыка привлек внимание тюремщиков. Или «бдили» службу, накрученные угрозами Мурада.
Бурый, лежавший на спине, негромко простонал как бы в забытьи.
— Принесите воды! — потребовал Калмык. — Видите, ему плохо.
Рожа не ответила, но, помаячив еще немного в щели, отошла.
— Надо быть осторожней, — шепнул Бурый.
— Понял, — отозвался Калмык.
— Работаем больного, — приказал Бурый, — на полную катушку. К ночи я выздоровею.
— Угу…
Загремела дверь, рывком распахнулась настежь. Вошли четверо охранников, наставили автоматы на пленников. У всех предохранители сняты, пальцы на спусковых крючках, рожи зверские. Только дернись, сразу огонь на поражение. Может, не на убой, но по ногам уж точно угостят, не пожадничают.
«Да, — покосившись на них, подумал Бурый, — от таких волкодавов сбежать — сильно постараться нужно. Но нужно! Иначе нельзя».
— Пей, — охранник поставил возле него пластиковую бутылку с водой.
Даже тара пластиковая! Все предусмотрели, в том числе и то, чтобы ценные узники с собой что-нибудь не сотворили. Тут, конечно, перебор. Способов покинуть этот веселый мир много, для этого железяки всякие ни к чему. Вот стены каменные, твердые, приложись хорошо, черепушка так и хряпнет. Или вены на руках перегрызть можно. А лень руки грызть, перекуси, на манер японских ниндзя, подъязычную вену. Опять же сердце можно остановить — и не запустить по новой. Так что зря они уж так осторожничают. Впрочем, будем знать: по-легкому провернуть операцию не получится. А значит, придется поработать на совесть.