Бесконечная борьба
Шрифт:
Да, эту мысль подсказал один из подсудимых, а остальные с ним согласились.
Когда Модьюн закончил, судья обратился к защитнику.
– Сэр, есть ли еще вопросы к свидетелю?
– Нет, - последовал ответ.
– Я вообще не вижу никакого смысла продолжать заседание.
– Согласен с вами, - поддержал его судья. Потом повернулся к обвиняемым.
– Встаньте!
– приказал он.
Четверо подсудимых робко поднялись.
Судья продолжал:
– Поскольку свидетель подтвердил вашу вину... начал он.
– Послушайте!
–
Но судья, не обращая на него внимания, продолжал, как ни в чем не бывало:
– ... приказываю взять всех четверых под стражу...
– А как же присяжные?
– не унимался Модьюн.
– Ведь их должен был судить суд присяжных!
– ... и отвести в камеру. Там вы проведете одну неделю, в течение которой имеете право подать апелляцию в высший суд. Если она не будет принята, то ровно через неделю, считая с сегодняшнего дня, вас расстреляют из ядерных ружей.
Он дал знак полицейским, которые стояли позади пленников.
– Уведите осужденных!
– приказал он.
Потом повернулся к Модьюну и любезно произнес:
– Я хотел бы поблагодарить вас за правдивые показания. Именно благодаря им нам удалось без особых проволочек доказать вину подсудимых.
"Сомнительный комплимент", - подумал Модьюн.
ГЛАВА 19
"Кажется, я сделал все, что мог, - размышлял Модьюн, и теперь пусть все идет своим чередом".
Почему же тогда весь остаток дня после суда его беспокоит неприятный жар во всем теле? Его философский ум с трудом справлялся с этими глупыми выходками желез внутренней секреции. До чего все-таки странно - он встретил Роозба с приятелями совершенно случайно, и вот его тело так привязалось к ним...
"Как- будто я искал их специально, потому, что подметил в них какие-то особые качества!
– подумал Модьюн.
В первый же день, выйдя из-за барьера, он простонапросто остановил первую попавшуюся машину с четырьмя пассажирами и занял одно из двух свободных мест. Никаких других поводов для встреч не было Какая разница - эти четверо или любые другие человекозвери?
"Вот истинная перспектива наших взаимоотношений", успокаивал он себя.
И все же тело испытывало непонятное возбуждение.
Утром, на четвертый день после суда, в его дверь позвонили. Модьюн открыл и увидел гиену-офицера. Облаченный в мундир зверь почтительно сообщил:
– Верховный суд отклонил прошение о помиловании которое подали осужденные. Вы - главный свидетель, и суд настаивает, чтобы решение было согласовано с вами.
Модьюн уже собирался поблагодарить его и закрыть дверь, как вдруг почувствовал, что от этой новости его лицо вспыхнуло, как от огня, и поспешно сказал:
– Я хочу повидать осужденных перед казнью. Можно устроить свидание?
– Буду рад навести для вас справки, - ответил офицер.
– О результате я вам сообщу.
Оказалось, что свидание разрешено. Его назначили на вечер накануне казни, то-есть, на шестой день суда.
"Что
– Скорее всего, мне просто показалось, что против меня плетут какие-то козни".
Снаружи камера выглядела бы как обычная спальня, если бы не забранная решеткой дверь. Перед дверью сидел гиена-часовой. Он долго изучал письменное разрешение, которое предъявил ему Модьюн. Потом открыл дверь, впустил Модьюна и запер за его спиной.
Прошло несколько мгновений. Комната казалась совершенно пустой. Вдруг с нижней койки свесилась пара ног. Наррл сел и приглушенно воскликнул:
– Господи, кто к нам пожаловал!
В ответ на его слова на трех койках зашевелились еще три пары ног. Все четверо поднялись, подошли к Модьюну и поздоровались с ним за руку.
Оглядевшись, Модьюн заметил, что на самом деле эта спальня отличается от других. За последним рядом коек был альков. Там стояли столы и уже знакомое ему оборудование столовой.
Произведя быстрый осмотр, Модьюн неуверенно произнес:
– Я решил, что надо все-таки зайти проститься.
По щеке Роозба скатилась крупная слеза. Вид у него был неважный, он заметно осунулся.
– Спасибо дружище, - произнес он сдавленным голосом.
Модьюн рассматривал его с неподдельным изумлением.
– В чем дело?
– спросил он.
– Ведь мы все там будем раньше или позже. Так почему бы и не сейчас? Я имею в виду, завтра, - поправился он. После этих слов воцарилась тишина. Потом Доолдн подошел и встал прямо перед ним. На его щеках пламенели багровые пятна. Ягуар судорожно сглотнул - было видно что он с трудом сдерживается - и, нахмурившись, сказал:
– Странные мысли у тебя, парень. В жизни не видел таких обезьян. Это надо же - вылез на свидетельское место и заложил нас всех!
– Против правды не пойдешь, - попытался защититься Модьюн. И тут до него, наконец,дошло, что в словах ягуара нет и намека на дружелюбие.
– Ведь вы не очень на меня разозлились, что так получилось, правда?
– спросил он.
Пятна на щеках Доолдна разгорелись еще ярче.
– Как бы не так! Я зол на тебя, как тысяча чертей! Он вздохнул.
– А потом подумал - да ведь наш разлюбезный дружок, обезьяна безмозглая, снова свалял дурака, - и на место злости приходит отчаяние. Ведь так, ребята? Он оглянулся на друзей.
– Так, - мрачно подтвердил Наррл и Икхдохс. Роозб молча утирал глаза.
Надо же, настолько не видеть будущего! Модьюн почувствовал что их необходимо переубедить.
– Сколько тебе лет?
– спросил он каждого по очереди. И впервые узнал, что самому старшему, Роозбу, тридцать три, а самому младшему, бегемоту, двадцать шесть. Они человекозвери, значит, им предстоит прожить лет до шестидесяти.
– Итак, в среднем полжизни вы уже прожили, подытожил Модьюн.
– Стоит ли так цепляться за оставшуюся половину?