Бесконечная суббота
Шрифт:
– Ну, всё, всё, - сказал он, схватив её за прижатую к лицу руку.
Здание оказалось большим, круглым и абсолютно пустым, если не считать копошившихся в стенах зверьков.
Выход они нашли, когда брели вдоль стены - держась за руки, как запертые в чулане дети.
– Стой!
Стена под пальцами Еремеева приобрела странную шероховатость, и на этой шероховатости он вдруг нащупал обычную металлическую задвижку - достаточно массивную, но не настолько, чтобы не сдвинуть её с места.
Башня стояла на вершине большого, поросшего высокой
– Слышишь?
– шёпотом спросила Зайка.
– Там опять плачет ребёнок.
Еремеев прислушался и уловил слабый, почти неслышный звук. Сложно было сказать, сколько в этом звуке было от плача, и он закатил глаза в тщетной попытке больше не ввязываться ни в какие авантюры, но то ли мрак был слишком плотен, то ли Зайка была слишком занята, чтобы следить за его гримасами, - только не обращая внимания на его унылую физиономию, она двинулась вперёд и ему ничего не оставалось, как двинуться следом.
***
Мальчик сидел в кустах, как брошенный зайчихой зайчонок - маленький, белобрысый, в тонкой белой кружевной рубашечке. И плакал.
– Знаешь, что?
– шёпотом сказал Еремеев.
– Я его боюсь. Даже больше, чем тех, которые у меня этот сезон охоты открывали. Это как подбирать в незнакомом лесу незнакомого медвежонка, за которым потом обязательно придёт его медвежья мать.
Зайка молча посмотрела на него круглыми глазами, и Еремееву ничего не оставалось, как только вздохнуть и полезть на четвереньках в кусты.
– Не трогай меня, - сказал мальчик.
Еремеев опешил и сел - там же, под кустом.
– Почему?
– Потому что я - ключ между мирами, а ты - клоун.
– Я думаю, что это тот самый мальчик, - прокашлявшись, сказал Еремеев и обернулся к Зайке.
– Иди сюда, солнышко.
Мальчик посмотрел на Еремеева, потом на Зайку. Белая рубашечка его в темноте делала его похожим на маленькое бледное привидение.
– Я боюсь, - сказал он.
Зайка натянуто улыбнулась и тоже полезла под куст.
Возвращаться к "водонапорной башне" никому не хотелось, поэтому решено было идти вниз с холма. Мальчика несла на руках Зайка, а Еремеев шёл за ними, и в голове у него крутился анекдот про Винни-Пуха и Пятачка (Винни, ты чего?! А чего ты идёшь там сзади молча и всякую ерунду про меня думаешь?!).
Через пару часов дорога вывела их к тёмному васильковому полю.
– Чёрт!
– выругался Еремеев, когда прямо у него из-под ног вынырнул из темноты пёс.
– Скорее, исполняющий обязанности, - оскалился тот, глядя на Зайку.
– А вы, я вижу, не одни. Поставьте ребёнка на землю, и я попробую не заметить, как вы отсюда свалите.
Зайка прижала мальчика к себе покрепче, и Еремеев, которому - несмотря ни на что - их находка всё ещё по-прежнему казалась маленькой опасной гадючкой, огляделся в поисках чего-нибудь,
Из темноты бесшумно появился второй пёс. Навскидку каждый из них был примерно в весовой категории хорошо откормленного волкодава, и с появлением ещё одного шансы Еремеева одержать верх в драке растаяли, как... Впрочем, не было у тебя никаких шансов, сказал себе Еремеев.
– Егор Георгиевич! Егор Георгиевич!
Девочка выскочила откуда-то из-за серой пёсьей спины и показалась ему старше, чем была накануне - то ли выше, то ли худее, то ли взрослости ей придавал испуганный взлохмаченный вид. Если в субботу на пороге своей квартиры он дал бы ей максимум пять, то сейчас она тянула на все семь.
– Ромка пропал!
Шутка про потерянный миелофон с функцией хронопеленгатора застряла у Еремеева где-то на полпути к языку.
– Что?
– глупо переспросил он.
– Ромка пропал!
– всхлипнула девочка.
– А учитель говорит, что если человек жив, он сам всё организует...
– Стоп, стоп!
– сказал первый пёс.
– Принц остаётся здесь. И организовывайте, что хотите.
Девочка оглянулась на него, как на назойливое насекомое, торопливо взяла Еремеева за руку, и мир исчез.
– А Зоя и мальчик?
– сказа Еремеев окутавшему его туману.
– Ой!
– испугался туман.
– Я сейчас.
Мир качнулся, мигнул и снова проявился. Они стояли на углу Подлесной и Космонавтов, у Зайкиного дома. Метель гнала по земле колкую позёмку, а на руках у одетой в тонкий джемпер Зайки был маленький мальчик в тонкой кружевной рубашечке.
– Господи!
– сказала Зайка.
– А ключ у меня в куртке.
Дверь в квартиру им вскрывал дядька, мало похожий на "медвежатника", - интеллигентный, в очках и в хорошо сшитом чёрном пальто: здравствуйте, да, бывает, сейчас всё сделаем, раз, раз, готово, пятьсот - сами понимаете, одна дорога сколько стоит, да и суббота как-никак, в такую погод вообще все по домам сидят, ключей не теряют.
Дети молчали всё время, пока дверь за "интеллигентом" не закрылась.
Зайка опустила на пол маленького кружевного принца, а Еремеев вздохнул, снял ботинки и протопал в маленькую, увешанную полотенцами ванную. Он протёр запотевшее зеркало, и из этого зеркала на него уставилось хмурое небритое лицо.
– Суббота, говоришь, - сказал этому лицу Еремеев.
– Раз всё вернулось на исходные позиции, значит, что-то пошло не так.
– Если бы ты притащил мне из детского сада вместо моего ребёнка чужого, я вряд ли назвала бы это исходной позицией, - откликнулась в коридоре Зайка.
– Ну, так-то они все чужие, - заметил в ответ Еремеев.
Он вымыл руки, вытер их ближайшим полотенцем и снова посмотрел в зеркало. На душе у него было гнусно и тяжело, и тяжесть эта никак не хотела отваливаться. Этой странной парочке, гуляющей между мирами, нужна была его, Еремеева, помощь, а он, Еремеев, помочь им никак не мог.