Беспамятство

Петрова Светлана

–  Ромка, да ты оппозиционер!

–  Ага. На диване,

–  И откуда это у тебя, никогда не добывавшего в поте лица хлеб свой?

Он пожал плечами и показал пальцем на потолок:

–  Оттуда.

Ляля почувствовала, как со скрипом провернулись жернова совести. Надо забыть обиды и использовать все возможности, чтобы выяснить судьбу Макса.

–  Хорошо, я попробую поговорить с отцом.

Она дождалась вечера и позвонила в коттедж, Большаков сам снял трубку и, конечно, был недоволен вопросами:

–  Не понимаю твоего настырного интереса к отыгранной фигуре, - откликнулся он раздражённо, - Чтобы ты наконец успокоилась,

могу сообщить: есть данные, что Есаулов смотался за бугор — пропали его загранпаспорт и принадлежавшие вам акции холдинга. Странно, что после развода ты их у него не отобрала. Непростительное легкомыслие. Если твой бывший муж продаст акции на бирже, а сделать это можно через подставное лицо, получится огромная сумма, но главное — но целостности корпорации будет нанесен серьёзный удар.

–  Уверена, он никуда не уехал, - сказала Ляля благоразумно промолчав о тайнике.
– Макс не бросит меня.

–  Ну, дорогая, ты слишком высокого мнения о своей особе. По-моему, вы и развелись потому, что у твоего хваленого казака оказалась вторая семья.

–  Это не имеет значения.

–  Вот как?
– насмешливо заметил Большаков.
– Теперь уже не имеет?

–  Да, - повторила Ляля.
– Он любит меня, а я его.

–  Ты неизлечима!

–  И очень рада. А ты излечим, и мне безумно жаль.

Разговор, кроме новых загадок, ничего не принёс. Она испытывала всё нарастающее беспокойство. Акции и паспорт искали, поэтому и обшаривали квартиру. Действительно ли сыщики Ба- чслиса думают, что Макс сбежал с ними за границу, или что-то скрывают? Что совершил Макс - преступление, предательство? Или стал жертвой случайности - роковой, а может быть, рассчитанной? Вопросы, вопросы и ни одной догадки. Где найти ответ, она не знала, но идти в милицию или в прокуратуру не хотела. Эти органы вышли из доверия. Слишком много примеров, когда они не защищали жертву, а прикрывали правонарушителя, а то и сами совершали преступление. Советский слоган «Моя милиция меня бережёт» давно выглядел, если не издевательством, то насмешкой.

В воскресенье забежала Светка, как обычно решительная, а на этот раз ещё и оживленная. У нес всегда был нюх на чужие несчастья, но возможно, Рома доложил о злоключениях Валентины.

–  Возьму над нею шефство, - сказала добрая самаритянка.

Ляля попробовала охладить её пыл.

–  Не нужно, я дала ей денег.

–  Ой, всегда только деньги! А душа? Ты только подумай: отец её детей пропал! Непонятно, почему Виталий Сергеевич не займётся этим вопросом? Они же столько лет вместе работали.

Отец Валиных детей! Почему дети важнее любви? И Ляля сказала, меняя тему:

–  не понимаю, почему ты счастлива, а я нет?

Свету не собьёшь, Света умела быстро переключаться.

–  Потому что я просто живу, а ты постоянно чего-то хочешь.

–  Ничего особенного я не хочу. Даже детей от Макса не хотела, чтобы они не мешали его любить.

Подруга радостно вскрикнула, словно любимая футбольная команда мужа забила гол:

–  Вот! Это неестественно! Нельзя нарушать порядок вещей! Поэтому ты, красивая, с детства благополучная, подыхаешь от тоски и одиночества, а я, замотанная бизнесвумен - а некрасивой была всегда, даю тебе попользоваться своим мужем.

–  Как ты похожа на мою мать!
– с горечью сказала Ляля.
– Мама тоже считала, что порядок всему голова. Порядок нарушился, и она повесилась. А жить надо до конца.

–

 Почему?

–  Для того кто умирает, смерть ничего не решает, она просто снимает вопрос с повестки дня. Я уже умирала: как будто заснула и не проснулась.

–  Так просто?

–  Да. не страшно, но очень неприятно.

–  А я к смерти отношусь с трепетом. Что-то там, за гранью, еще должно быть. Нельзя примириться с тем, что мы все только простейшие организмы на теле планеты, лишайники, которые воображают, что думают. Нами руководит высшая сила.

– Если бы руководила, ещё полбеды, а то дела вершатся несправедливо, неразумно, в непонятной последовательности,

–  Не знаю, не знаю, - хитро прищурилась Светик, - по-моему, все нормально. Каждому по делам его.

–  Ты говоришь словами из Библии.

–  Кстати, полезное чтение. Там много мудрости. Мы голову ломаем, а две тысячи лет назад уже всё было сказано. Я тебе пришлю.

Ольга отмахнулась, но от Светика так просто не отделаешься. На другой день с книгой явился Дима, старший сын Брагинских, и, поедая тирольский пирог с ежевикой - единственную сладость, которую Ляля себе позволяла, — безапелляционно заявил:

–  Мама сказала, чтобы я тут у вас пока пожил. Она от меня устала.

–  Вот здорово, — фальшиво обрадовался Рома, а Ольга подумала, что окончание сеанеа врачевания её души старым другом гораздо ближе, чем можно было полагать.

Светику с самого начала элементарно не хватало на сына времени, приходилось его просто баловать, благо зарплата позволяла, Муж жил своими собственными потерями и обретениями, мало интересуясь жизнью вокруг, кроме того, он считал принципиально вредными все системы воспитания детей. Теперь Рома с удивлением и даже с некоторой опаской смотрел на шестнадцатилетнего оболтуса: тот был выше па голову, говорил басом и называл его палаткой. Пушистый котёнок вымахал в молодого зверя, а что это за представитель фауны и как с ним обращаться, папашка не знал, поэтому иногда покрикивал и даже отвешивал подзатыльники. Из класса в класс мальчика переводили за взятки, которые так ловко умела давать Светик - это было проще, чем проверять тетрадки, и существенно экономило дефицитное время. Теперь предстояло спасти великовозрастного ребёнка от армии. И спасут, кто бы в этом сомневался. Во всяком случае, не Дима. Он являл собой ярчайший пример эмоциональной глухослспоты. Диму ничего не смущало, не трогало, жалость была ему так же чужда, как и ответственность, он с детства привык тратить деньги, не утруждаясь вопросом, откуда они взялись. Он знал, что булки и ассигнации не растут на деревьях, но это было непринципиально. Жил, не напрягаясь, по живому примеру отца, с упоением смотрел по телевизору спортивные передачи и часами разговаривал по мобильному телефону, щедро оплачиваемому матерью.

Этот постоянный бубнеж Лялю раздражал. Как-то она не выдержала, спросила, перефразируя Лермонтова:

–  Рука бойца держать мобильник не устала?

–  Замри, - сказал Дима кому-то в трубку.
– Тут отцовская зануда топорщится.

Он лениво повернул голову.

– Ну, чего опять? Ой, ой, только не гневайтесь и не командуйте. Вы же папашке не жена, а любовница. Пока он здесь, я имею право находиться рядом.

В его словах, кроме хамства, присутствовала логика.

–  Это не твоего ума дело, — сухо парировала Ляля.
– Если живешь в моём доме, изволь вести себя прилично.