Беспамятство
Шрифт:
Подавали плохо, да еще какой-то бомж прицепился, стал кричать, что чужое место заняла, но она молчала, как неживая. Потом подошёл милиционер с двумя звёздочками на погонах, потребовал документы, глаза у Вали с испуга округлились - паспорт остался дома - не думала, что в нищенеком деле понадобится. Она поборола робость и решилась сказать:
– У меня муж пропал. Я хочу заявление написать.
– Ты бы что-нибудь новенькое придумала, - скучно произнёс служитель порядка и посмотрел на детей.
– Свои или в аренду взяла?
– Что?
– не поняла Валя.
Лейтенант сделал задумчивое лицо.
– В общем так, женщина. Вижу, ртов у тебя много.
– Нет, - тихо ответила беременная и облизала пересохшие от волнения губы.
– Тогда больше здесь не показывайся.
На собранные гроши Валя купила пакет молока и полкирпичика дешёвого серого хлеба. Ночь прокашляла - простудилась, но на другой день опять пошла, в дальний переход, чтобы не встретить вчерашнего милиционера. Тут оказалось ещё хуже - народу разного полно: кто играет на баяне, кто поёт, кто молча картонку показывает, но все просят. Женщина цыганекого вида стала гнать новенькую прочь с громкой бранью и проклятиями, пустив в ход грязные кулаки. Валентина струсила, побежала тяжело, волоча за собой детей, и поскользнулась на обледенелых ступенях. Словно раскаленная спида вошла в поясницу, нездешняя боль переломила спину, Валя рухнула на лестницу грузно, как куль с картошкой, и потеряла сознание.
Пришла в себя в послеоперационном блоке. Одуревшая от наркоза, с безразличием выслушала врача, который сообщил, что ребёнок родился мёртвым, но когда узнала, что двое других, безымянные, находятся в детском учреждении временного содержания, и начала истерически кричать, не останавливаясь до тех пор, пока ей не дали адрес приюта. Через несколько дней Валю перевели в общую палату, и ей удалось уговорить гардеробщицу выдать пальто, якобы для обмена на шубу - мама ждёт в вестибюле.
Где та шуба и где та мать? Поздно вечером, в больничных тапочках на босу ногу, Валя доехала зайцем на троллейбусе до
Кутузовского, позвонила в квартиру Большаковых, и когда Ольга открыла дверь, упала на колени. Ударилась непокрытой головою о порог, рыдая и протягивая бумажку с адресом:
– Простите меня, простите! Я виновата, я уйду, сгину навсегда, только спасите детей! Мне нечем их кормить. Век молиться за вас буду, ноги целовать - детей спасите!
Глава 14
С помощью Ромы Брагинского дела Валентины устроились в несколько дней, малышей вернули, и вместе с матерью он отвёз их на квартиру. Ему же досталось приводить несчастную женщину в чувство. Она выглядела совершенно помешанной, всё время плакала и казнилась:
– Это Господь меня покарал за то, что жила без родительского благословения, в грехе прелюбодеяния, что за милостыней и в магазин ходила в субботу!
– Я её успокоил, - докладывал Роман Ляле.
– Напомнил, что Иисус в Новом Завете сказал, что суббота для человека, а не человек для субботы. А она мне - да что вы такое говорите? Это Сын Божий сказал фарисеям, которые исказили смысл заповеди и не помогли умирающему, поскольку дело происходило в субботу, то есть всего лишь послабление на экстренный случай. А я ей - а думала ли ты, моя дорогая, почему Евангельские тексты написаны в форме притчи? Она только глазами хлопает. Я ей поясняю, что притча не фиксирует конкретный случай, а является примером, который можно распространить на другие события в пространстве и времени. В притче, как и в соблюдении законов, важна не форма, не буква, а суть. А суть есть любовь. Ты
– Ну, ты даешь!
– поразилась Ольга.
– И откуда только всё знаешь?
– не всё. Мало. Но кое-что читал и способен мыслить логически, - скромно потупился Рома.
– А на мне есть грех?
Ляля спросила очень серьёзно, с искренней печалью. От неожиданности и сложности не вопроса, но ответа, Рома смутился.
– С моей точки зрения, ты просто святая.
– А вообще?
– А вообще — вопрос не ко мне. У каждого своя правда. Я необъективен.
Ляля медленно подошла к тёмному окну и стала смотреть на улицу, сплошь запруженную машинами. В одну сторону светляками летели белые огоньки подфарников, а в другую - красные дьявольские глаза задних фонарей.
– Правда, правда... Что есть правда?
– задумчиво вопрошала она стекло.
Рома обнял её сзади за плечи. Она не пошевелилась. Тогда он стал целовать тяжёлые волосы. Ляля продолжала молчать, по он не решился на большее, только спросил:
– Неужели в тебе ничего не отзывается?
Она снова не ответила, и он подумал, что женщина прислушивается к себе.
– Что мне сделать, чтобы вернуть прежнее?
– спросил он с робкой надеждой.
Бедный, бедный Рома...
– Вернуть ничего нельзя, а что можно - не принесёт прежней радости.
– Почему вы не разминулись с ним там, на шоссе?
– сказал он с недоумением.
– Ведь ваша встреча - случайность.
– Ах, Рома! Всё видимое и невидимое есть одна великая случайность, И ты, и я тоже явились в мир случайно, тебя и меня могло просто не быть.
– Но ты есть, и я умираю - хочу тебя, - сказал он.
Ляля прочла его мысли: Макс пропал, исчез, он больше никогда не встанет между ними. И, не оборачиваясь, ответила громко и недвусмысленно:
– А я умираю - хочу другого. И это не важно, жив он пли нет.
Больше Роман не пытался возобновить близость.
Ольга сняла со счёта Максима большую сумму, полагая, что именно его дети имеют право на эти средства, и даже посоветовала растерявшейся женщине, в каком надёжном банке их разместить. Сказала:
– На твой век хватит. Детей вырастишь, а там они уже сами заработают на прокорм. Это будет другая жизнь, и они в ней худо-бедно разберутся. Тут мы им не помощники.
К собственному удивлению, Ольга не испытывала к Валентине неприязни, хотя именно она являлась причиной всех несчастий. Но
сейчас не время искать виноватых - от Макса по-прежнему не было вестей, и это выглядело пугающе. Вопреки детективной ситуации, Ляля надеялась, что он жив, поэтому оставила немного денег на счету - вдруг ему понадобятся.
От друга она ничего не скрыла, но просила не сообщать подробностей Светику. Увидев, какую сумму хранил пропавший муж Ляли, Рома покачал головой:
– Всё-таки надо заявить в милицию. Просто так люди ие исчезают. Чем дальше, тем подозрительнее выглядит молчание твоего папаши. С трудом верится, что он ничего не знает. Тут наверняка замешаны очень большие деньги. Знаешь, ничего нет страшнее больших денег, потому что они всегда есть производное большой несправедливости по отношению к тем, у кого их отняли. И пусть победитель умнее и ловчее, это не меняет нравственной оценки. Никакое оружие с ними не сравнится, потому что оружие тоже имеет стоимость. У денег нет ни запаха, ни морали, ни жалости. Они самодостаточны и владеют теми, кто ими владеет. не власть имеет деньги, а деньги имеют власть, как блудливую бабенку.