Беспокойное наследство

Говда Олег Иосифович

— Да успокойся ты, дуреха. Я не причиню тебе вреда, — успокоительно проворковал расстрига. — Я не какой-то хам неумытый. Томашевскую семинарию окончил. А школяры, в греческой любви толк знают. Останется твое целомудрие с тобой.

Но то ли ведьмочка не расслышала его слов, то ли по какой иной причине, но в ответ она завертелась еще неистовее, да замычала громче.

Помянув нечистого, Колобок слез с непокорной ведьмы, подтянул штаны, ухватил ее за ноги и… опять проснулся.

За эти пару часов, дожидаясь своей смены, от неутоленного вожделения Колобок измучился больше, чем за весь предыдущий день на веслах. Не удивительно,

что и сон его был под стать сладострастным мыслям. В конце концов, замаявшись вертеться, расстрига подсел к караулившей смене.

— Что-то не спиться… — объяснил, жалостно кривя губы. — Живот урчит и урчит. Давайте, посижу вместо вас. Чего всем мучиться?..

Уже готовые сорваться с губ слова о том, что надо меньше жрать, оба драгуна проглотили молниеносно. Для того чтоб увильнуть от обязанностей все способы хороши. Даже неприятности товарища.

Выслушав их фальшивые сочувствия по поводу своего мнимого недуга, Колобок с облегчением вздохнул. Теперь осталось решить вопрос с напарником. Можно было разбудить и честно разделить на двоих время, отведенное на развлечение, а можно — оставить его спать до того момента, пока забава не надоест. Осторожный разум одобрял первое решение, зато расшалившееся воображение — настойчиво требовало самому наиграться всласть, пока никто не мешает. Порешив на этом, Колобок поднялся на ноги и подошел к лежавшей немного поодаль девушке.

Постоял над ней, упиваясь своей безграничной властью, потом — припомнив недавний сон, ухмыльнулся, ухватил ведьмочку за лодыжки и потащил подальше от кострища. Шагов через двадцать остановился, рывком перевернул девушку кверху попкой, а сам уселся ей на колени.

Ведьмочка что-то просительно замычала, но Колобок даже не подумал обращать на нее внимания, а стал жадно ощупывать выпуклые ягодицы, услужливо обнаженные, вздернувшимся выше поясницы, подолом. Почувствовав на себе чужие руки, Ребекка тут же попыталась извернуться.

Сон повторялся точь-в-точь.

Сластолюбец негромко рассмеялся, деловито схватил девушку за волосы на затылке и вжал ее лицом в траву, заглушая все звуки. Потом распустил шнуровку штанов, взгромоздился на нее сверху, мечтательно закрыл глаза и… умер.

Колобок услышал, как в его затылке что-то громко хрустнуло. От невыносимой боли, пронзившей мозг, расстрига громко вскрикнул и, уже находясь по другую сторону жизни, увидел приближающегося к нему огненного демона. Столь жуткого вида, что заядлый греховодник завопил во второй раз — от невыносимого дикого ужаса, превращаясь в мертвый, бездушный кусок плоти…

Именно этот — второй, жуткий своей безысходностью и наполненный страхом, вопль, разорвав ночную тишину, поднял на ноги весь отряд.

Первым делом драгуны схватились за оружие и, заняв круговую оборону, приготовились защищаться от неведомого врага. Пристально вглядываясь в ночную тьму и негромко переговариваясь, они ждали нападения, но время шло, а никто не появлялся. Тогда десятник подбросил на угли, молясь в душе, чтоб тишина не оказалась хитрой уловкой, и на огонь не слетелись вражеские стрелы. Но опять ничего не случилось, а при свете разгорающегося костра, воины заметили, что исчезли ведьма и монах-расстрига.

Брат Сигизмунд тут же забубнил защищающие от нечистой силы молитвы, а драгуны стали осматривать местность, шаг за шагом осторожно расширяя круг, в центре которого горел огонь.

Сначала

они услышали невнятное мычание, чуть поодаль, а потом увидели и барахтающуюся на земле парочку. Первый, заметивший их, драгун громко засмеялся и стал подзывать к себе остальных товарищей, указывая на потешную находку. А поскольку в темноте все казалось тем, чем могло быть на самом деле, воины остановились и стали поддерживать своего ушлого товарища хохотом, свистом и всевозможными сальными советами. Чем привлекли внимание брата Сигизмунда.

Подойдя к ржущей толпе и с досадой поняв, из-за чего был вынужден прервать свой сон, инквизитор так взъярился, что не удержался и отвесил нетерпеливому сластолюбцу по оголенному заду отменного пинка, от которого тот… свалился наземь и больше не шевельнулся.

Изумленный таким поведением шумного и крикливого расстриги, брат Сигизмунд наклонился над ним и в ужасе отпрянул назад. Даже во тьме было понятно, что толстяк мертв, поскольку у бедолаги была начисто снесена добрая половина черепа. А шевелилась за обоих, придавленная к земле тяжестью трупа, ведьма. Девушка вся изгваздалась в крови и едва дышала от пережитого ужаса.

— Что ж, — устало вздохнул иезуит, после того как скороговоркой произнес над телом убитого воина надлежащую молитву. — Теперь вы все и сами убедились, как неохотно дьявол отпускает добычу, и как та, даже связанная по рукам и ногам, умеет защищаться.

Монах, не погнушавшись и не боясь вымазаться, ухватил Ребекку за шиворот и рывком, так что затрещали швы платья, поднял полуживую девушку на ноги.

— А каким ягненком прикидывалась! Честная, непорочная! Но, нет — не обманешь! Я вас всех насквозь вижу! Жаль Папа подписал указ, выводящий восточные земли из-под контроля латинской церкви. Распустили свою паству попы-схизматики! Да, я только в твоей вшивой деревне не меньше дюжины ведьм видел! Ну, ничего! Скоро и до вас доберемся! Ты у меня во всех грехах покаешься. А как отец дознаватель с тобой поговорит: расскажешь не только то, что знаешь, но и чем пока не ведаешь — тоже вспомнишь! А с остальными — зимой поквитаемся! Ох, и жарко станет зимой здесь от очистительных аутодафе!

Потом, поняв, что в запале сказал много лишнего, инквизитор гаркнул на раскрывших рты драгун:

— Ведьму отмыть и, без моего разрешения, не трогать! Не хватало мне, до рассвета заиметь еще парочку покойников… Тело погибшего заберем с собой, завтра похороним в другом месте. Не стоит оставлять его в оскверненной земле. Как только рассветет — двигаемся дальше. А чтоб зря время не терять — готовьте завтрак. Да, еще парочку-другую костров разожгите. Не ровен час, вызванная ведьмой, нечисть опять в гости пожалует. А пламени она все ж побаивается.

— Воля ваша, брат Сигизмунд, — поклонился десятник монаху и тут же заорал на подчиненных. — Ну, чего глаза вылупили?! Смолярек! Вишня! Дротяр! Тащите девку в реку! Хорошенько вымойте, да глядите — без глупостей там, чтоб не захлебнулась невзначай! А то самих следом утоплю!

— Да, кстати, — смилостивился вдруг монах. — Заодно и напоите ее.

— Может, сразу и пожрать чего дать?

— Не надо, это лишнее. Пускай поститься. Ослабеет от голода — вот прыти и поубавиться. А морить жаждой не следует. Как бы от жары умом не тронулась. Дьявол любит такие шутки подшучивать. Сам знаешь — безумец к боли становиться нечувствителен, и тогда его нечем не проймешь.