Беспокойные боги
Шрифт:
Я сказал ему, что лучше бы он так и сделал. Мне самому было любопытно узнать, что они могут обнаружить.
Гошал кивнул и повернулся к своим людям, когда они открыли двери в мою каюту. "Нира, сообщи в охрану, если возникнут проблемы. Я буду держать гарнизон у трапа".
"Слушаюсь, сэр", - ответил человек по имени Нира, декурион со знакомыми полосами на лице маски.
Гошал осмотрел своих людей. "Очень хорошо". Его темные глаза вернулись ко мне. "Это всего лишь мера предосторожности, Ваша Светлость".
"Я знаю", - кивнул я. "Понимаю".
Я переступил порог и не оглянулся, когда портал с шипением закрылся
* * *
Я больше не сплю.
Я обнаружил это в ту первую ночь, когда люди Гошала принесли ужин и я остался один. Я долго лежал неподвижно, наблюдая за мерцанием тусклых лампочек на матовом металле потолка, ожидая, когда придет сон. В то время я думал, что тот факт, что сон ускользнул от меня той ночью, было случайностью, вызванной моими особыми обстоятельствами, что мое новое тело приспосабливалось к ритмам этого мира.
Но с тех пор я больше никогда не спал всю ночь.
Вместо этого я провожу, наверное, час, а может, и меньше, в состоянии, похожем на сон, хотя я всегда осознаю, что меня окружает, и могу провалиться в него, даже стоя на ногах.
Я обнаружил, что не скучаю по нему.
В ту первую ночь я не видел снов, но лежал без сна, встревоженный, и время от времени вставал, чтобы пройтись по клетке, которую соорудил для меня Гошал. Как я уже сказал, я тогда не догадывался о происшедшей во мне перемене и полагал, что только мания не давала мне уснуть. Однажды посреди ночи я открыл дверь и обнаружил четверку мужчин, которые резко стали подниматься на ноги. Я улыбнулся их удивлению, но только протянул им пустой поднос с едой.
Дверь Кассандры была закрыта. Спала ли она? Мысль о том, что она может быть здесь, одна и, возможно, испытывает боль и страдания, терзала мое сердце. Мне очень хотелось пойти к ней, но я понимал, что, если бы люди Гошала позволили это сделать, я рисковал бы усугубить ситуацию. Бедной девушке придется самой смириться с тем, что произошло.
Тогда я ясно осознал, что, хотя убили именно меня, я в некотором смысле пострадал меньше всех. Я понимал, что со мной произошло и почему это произошло - и, во всяком случае, я уже однажды пережил подобный эпизод. Кассандра потеряла отца, своего единственного родственника. Она не ожидала, что он вернется, и, подобно бедному капитану Гошалу, не была уверена, что вернувшийся мужчина был тем же самым человеком, который растворился на кафельном полу.
И вот я сидел там, один, прислонившись спиной к стене своей каюты, и думал о девушке, которой она была, о том, как она носилась по старому дому, за ней следовали дети хозяев и юный принц Арман дю Карадж. Я хорошо помню ее - ей было не больше пяти стандартных лет - сидящей за деревянным столом на кухне, за которым Нима и другие слуги ели, прикусив язык, пока царапала пергамент восковой пастелью, пытаясь рисовать, как это делал я.
Мне не стыдно признаться, что в ту ночь я плакал. Плакал... не от горя, а от нового и острого осознания того, как сильно я любил эту дорогую девочку и как сильно я любил ее мать. Что-то изменилось во мне, что-то произошло в моем сознании. Как мне объяснить тебе? Абсолют переделал не только мое тело, но и мой разум. То, что раньше было для меня непонятным, стало ясным, как полированное стекло. Резко, отчетливо и с болью я увидел человека, которым был раньше: Адриан Марло, сын Дьявола из Мейдуа,
Маска, сусальное золото на кованом свинце.
Храбрый, но глупый. Образованный, но неразумный. Благородный, но гордый. Такой гордый.
И горе! Сколько горя было в его бьющемся сердце! Целый океан! И ради чего? Неужели он не знал - или просто забыл - то, о чем так долго говорил многим?
Что смерть - это ещё не конец.
Зачем он оплакивал Валку, если знал, что увидит ее снова и навсегда, когда вселенная изменится? Когда звезды, которые были молодыми, превратятся в пепел и снова вспыхнут? Машины Фелсенбурга не смогли вылечить Смерть, но это не означало, что Смерть одержит окончательную победу. Когда я пробудился к новой жизни в Колодце под Ллесу, я понял, что однажды все мертвые могут ожить. Я чувствовал их, не так ли? В Ревущей тьме сна?
Осознав это, я отбросил его горе - если не одиночество, то боль - и приготовился к выполнению своей задачи. Я увижу Валку снова, если не потерплю неудачу в своем задании, и в этом я был уверен, хотя и не знал тогда, сколько лет должно пройти между нашим расставанием и воссоединением.
Абсолют выпарил во мне весь свинец, превратил его в золото. Как я уже сказал, я стал тем человеком, которым должен был быть, и этот человек ничего так сильно не хотел, как увидеть свою дочь и сказать ей, что он вернулся.
Но я не мог, да и не должен был, и потому мне оставалось только ждать рассвета, ложного рассвета этого странного судна… и новых вестей, которые он принесет.
ГЛАВА 46
СОЛДАТ И ШПИОН
Мне не пришлось долго ждать. Маленькие часы, встроенные в стену моей комнаты, показывали шестой час после полуночи. Двери открылись, и охранники встретили меня визорами на лицах и расправленными плечами.
"Мы проводим вас наверх", - сказал Холден, центурион Гошала. "Капитан и агент Альбе просили встретиться с вами в переговорной".
"Тогда ведите, декурион", - сказал я. "Хотя я знаю дорогу".
Нам нужно было подняться всего на один уровень, чтобы пройти мимо столовой "Аскалона" и прилегающей к ней кухни и добраться до переговорной, которая находилась в кормовой части корабля, прямо за мостиком и передними шлюзами. Я не видел этого места со времени путешествия из Сабраты, но нашел его таким же, каким оставил. Вдоль задней стены тянулся изогнутый ряд окон высотой, наверное, в локоть, узкие щели выходили на дугообразный блок варп-проекторов и основной субсветовой привод чуть ниже. Прижав лицо к стеклу, можно было бы поднять глаза и увидеть над собой линию хвостового плавника.
Было темно, если не считать светильников, поблескивавших на потолке над черным стеклом переговорного стола. Капитан Энрик Гошал сидел в дальнем конце, лицом к дверям, и выглядел - пожалуй, даже более усталым и неуверенным, чем накануне вечером. Эдуард Альбе стоял поодаль, вглядываясь сквозь щели окон в относительную темноту трюма "Гаделики". Было легко забыть, что мы находимся на борту экстрасоларианского "Странника", что за пределами старого имперского десантного корабля сияло фальшивое солнце, был теплый воздух и деревья.