Беспокойный возраст

Шолохов-Синявский Георгий Филиппович

— Завтра, завтра… Давай отложим на завтра, — уклончиво оказала она.

Он сообщил ей, что через два дня, в воскресенье, мать готовит для него и его друзей вечеринку по случаю окончания им института.

— Вот там ты и представишь меня своей матери. Ведь я должна подготовиться… Неужели ты думаешь, что все это так просто?

— А когда будем регистрироваться? Ведь мы же договорились, — нетерпеливо настаивал Максим.

Она улыбнулась:

— И зарегистрируемся…

— Когда?

— Я тогда сама скажу тебе.

Он разочарованно вздохнул.

В нем шевельнулось подозрение: все-таки эта старомодная мамаша, Серафима Ивановна, прочно стояла между ним и Лидией, и та не решалась что-либо обещать Максиму без ее ведома.

Максим проводил Лидию домой и поехал к Стрепетовым.

Сообщение о том, что он и Лидия договорились зарегистрироваться и, вероятно, на днях предстоит свадьба, привело Галю в восторг, а степенного Славика заставило состроить глубокомысленное лицо.

— Так вы уже договорились? — потирая свою плешинку, осведомился он.

— Договорились.

— И все взвесили? — спросила Галя.

— А что же взвешивать? — многозначительно промычал Славик, делая нарочито настороженные глаза. — Ты и Лидия… гм…

— Не каркай! — прикрикнула на него Галя. — Не слушай его, Максим. Он любит пугать.

— Так, та-ак, — загадочно тянул Славик. — Стало быть, в загс. И тебе нужны свидетели?

— А что? Разве обязательно нужны свидетели?

— А то как же! Раньше — шафера или там еще дружки, посаженые отец, мать, а теперь хотя бы два свидетеля.

— Ты уж мне, пожалуйста, советуй, что надо. Вот ты и Галя и будьте свидетелями…

Вид у Максима, как у всех женихов на свете, был растерянный, в движениях появилась несвойственная ему прежде суетливость.

— Так, так, — пристально вглядываясь в похудевшее и словно поглупевшее лицо Максима, тянул Славик. — Вижу: уже началось. Бегающие глаза, частое дыхание, как у загнанного цуцика…

— Перестань же! — вновь прикрикнула Галя и шлепнула мужа по макушке.

— Ну, а к отъезду-то ты готовишься? — спросил Максима Славик. — Не забывай — осталось три недели.

Максим невнятно пробормотал:

— А как же… Я всегда готов… Чемоданы в руки — и пошел…

Но на самом деле он совсем не был готов к отъезду.

— Вот-вот… Только ли одни чемоданы?.. А то я думал, ты и о дипломе совсем забыл, — продолжал подтрунивать Славик. — Где уж тут о работе помышлять… Вот только как же ты — женишься и уедешь? Как суженая твоя на это посмотрит?

— Лида согласна, — сказал Максим. — Она будет продолжать учиться. Потом приедет ко мне.

Славик покрутил головой:

— Сложное дело — начинать семейную жизнь с разлуки. Но не буду тебя расстраивать. Ты сейчас горячий, как конь на скачках.

Максим взглянул на него и Галю исподлобья:

— Вы приходите в воскресенье. Обязательно. Помянем студенческие годы.

— Придем. Спасибо, что не забыл. — И Славик вновь лукаво-насмешливо взглянул на товарища.

От Стрепетовых Максим поехал к Черемшанову.

Саша жил недалеко от Боткинской больницы, в новом доме. Его мать, работавшая в больнице санитаркой, занимала двухкомнатную

квартиру на первом этаже. Максим быстро нашел ее. Саша был дома и встретил товарища с шумной радостью. Он схватил его длинными жилистыми руками, приподнял несколько раз, покружил вокруг себя и с силой поставил на пол.

— Шалопай, барчук, — похохатывая, шутливо набросился он на Максима. — Все-таки снизошел, а? За годы институтской учебы ни разу не заглянул — пренебрегал, что ли, а тут — нашел. Очень рад… Какой ветер тебя занес сюда, Макс?

— Пока московский, — ответил Максим. — В институте не было нужды забираться к тебе так далеко: виделись чуть ли не каждый день, а теперь… Принимай приглашение ко мне в воскресенье на банкет. Мама устраивает пир на весь мир. Отпразднуем счастливое окончание.

— Спасибо. Только ты извини — я вот так, как есть. Фраков и смокингов у меня нету.

«И всегда он так — за шуточками, дурачеством прячет что-то свое, серьезное, особенное», — подумал Максим.

Он окинул глазами небогатую обстановку — вещи стояли здесь в небрежном несоответствии, точно расставленные наспех… Всюду были разбросаны книги и журналы в разноцветных обложках. Максим стал разбирать их, бегло просмотрел названия. Это была литература преимущественно техническая, строительная, по самым различным видам производства — электротехнике, гидростроительству, шлюзам и плотинам, технике бетонирования, сварке конструкций и по многим другим видам знаний. Попадались тут и иностранные журналы в ярко-голубых и огненно-оранжевых обложках.

— О, да ты, оказывается, много читаешь по технике, — заметил? Максим. — Говорят даже, тут у тебя чуть ли не лаборатория.

Черемшанов засмеялся тоненьким дурашливым смехом:

— Кто тебе сказал? Чепуха. Ну есть у меня кое-что. Я тут новый бетоноукладчик сообразил. Он автоматически разравнивает и трамбует бетон сразу несколькими вибраторами. Иди сюда.

Саша потянул Максима за руку в соседнюю комнату, где у одной стены стояла кровать с никелированными шишечками, а у другой — почерневший от времени платяной шкаф. Между шкафом и стеной, в уголке, притулился небольшой верстак, а на нем лежали пилочки, напильники, зубила, мотки проволоки, клей в банке. К верстаку привинчены маленькие тиски, почти игрушечный сверлильный станок. Тут же стояла модель какой-то Мудреной, непонятной Максиму машины.

— Вот, — вдруг посерьезнев и скромно потупив взор, сказал Черемшанов, — эта самая штуковина. Гляди. Включаю.

Он воткнул в розетку тонкий шнур, и модель зажужжала, как электрическая бритва, колесики ее завертелись, застучали, засновали маленькие кривые разравнивающие скобы, заработали трамбующие вибраторы, то опускаясь, то поднимаясь, точно зубья бороны.

— Видишь, — сказал Черемшанов, — вместо нескольких человек с вибраторами — один автомат. Трамбовка ускоряется на большей площади. Эту штукенцию я повезу с собой. Там, на месте, с практиками посоветуюсь, добьюсь, чтобы изготовили опытный экземпляр, попробую, может, пригодится.