Беспокойный возраст
Шрифт:
Устройство прорана изумляло такой же дерзкой и умной простотой. Строя песчаную плотину, эту двенадцатикилометровую преграду, замыкающую с юга будущее море, человек исподволь сжимал старое русло реки все больше. И вот наступил день, когда клещи сжались до нескольких десятков метров, оставив узкое горло — проран. Река заволновалась. Она бесновалась, ворчала и задыхалась, как бы почуяв недоброе. Ее зеленоватые мутные волны, до этого медлительные и важные, кружась и взбивая пену, понеслись в проран быстрее. Река словно чувствовала, что
Дважды Максим, Стрепетов и Черемшанов побывали у прорана и на перемычке, обошли в сопровождении начальника строительного района Дрязгина все главные узлы подготовительных работ.
Дрязгин был человек надменный и придирчивый. Судя по выражению его нечисто выбритого, порезанного на подбородке угрюмого лица, было заметно: он недоволен распоряжением начальства прикрепить к нему в помощь молодых инженеров. — «Назначили каких-то мальчуганов… Что я с ними буду делать? — читалось в его нелюдимых, с застывшим навсегда выражением раздраженности усталых глазах. — Натворят тут что-нибудь, а потом расхлебывай».
Почуяв нерасположение к себе Дрязгина, трое друзей старались держаться как можно солиднее и независимее. При этом они сохраняли важную серьезность, особенно Славик и Максим, и обращались друг к другу только по имени-отчеству: «Максим Гордеевич, а как вы думаете…» или «…Вячеслав Григорьевич, а я считаю…» С юношеским обращением они покончили: теперь они были инженерами не только по дипломам, но и на деле, а возложенная на них обязанность побуждала к официальным отношениям… Срывался иногда только один Черемшанов, он забывал, что его слышат начальник строительного района и рабочие, и вдруг окликал: «Макс, послушай!» или «Славик, гляди сюда!»
В ответ на эту фамильярность Максим и Славик меряли его такими строгими взглядами, что бедный Саша сразу прикусывал язык.
— Вы, Страхов, займете пост вот здесь, — недоверчиво оглядев еще раз тонкую фигуру Максима, распорядился Дрязгин и показал на уже готовую, перекинутую через проран эстакаду, с которой пятитонные самосвалы должны были сбрасывать бетонные надолбы и камень.
Максим понял: начальник строительного района намеренно ставит его на самое трудное место… Бывают такие люди, которые любят сверх меры испытывать необлетанных птенцов.
— На вашей обязанности будет следить за правильным сбросом и устранять всякую заминку в подходе самосвалов, — продолжал давать указания Дрязгин. — Предупреждаю: это не какой-нибудь там оползень. Тут голова нужна… — при этих словах Дрязгин покривил черные от пыли губы..
«Погляжу, какой ты будешь храбрый завтра», — прочитал Максим в его глазах и, заранее весь напрягшись, ответил как можно спокойнее:
— Что же, товарищ начальник, некоторые люди своими телами пулеметные гнезда закрывали… А тут, я думаю, и нашего умения хватит…
И отошел с гордым видом.
«Мальчишка! Сопливец!» — глядя ему вслед,
Чувствуя холодок в груди, Максим на минуту остановился у самого края эстакады. Внизу неслась мутная вода, пенилась, крутилась винтообразными воронками. Что-то будет с рекой завтра, когда с эстакады посыплются тысячи тонн камня! Не вздыбится ли она, не сорвет ли эстакаду, а вместе с нею и самосвалы и людей. Какая узкая и хрупкая деревянная площадка пристроена для распорядителя. Как будто нарочно, чтобы испытать его мужество и хладнокровие.
Максим поглядел вниз. От быстрого движения воды закружилась голова, сжалось сердце.
Ясно и тепло светил погожий сентябрьский день. От реки поднимался знобящий холодок. Она тревожно и враждебно плескалась и шумела. Все вокруг выглядело таким мирным, несмотря на непрекращающееся движение бульдозеров и экскаваторов, заканчивающих подготовку отводящего канала и бетонной площадки-рисбермы к приему речных вод.
Завтра здесь все должно измениться, а пока… Максим еще раз огляделся и усомнился: да полно! Он ли это вместе с другими готовился вступить в решительную схватку с рекой? Не снится ли ему все это? И почему такой близкой, как будто частью его души, стала для него эта площадка, с которой завтра он будет руководить сбросом бетонных глыб и камней? Почему, как перед экзаменом, бьется его сердце?
Максим услыхал, как Дрязгин назначил Славика Стрепетова наблюдать за вскрытием перемычки, а Черемшанова — руководить бесперебойным конвейером самосвалов, и подумал: «Им-то будет легче», Подойдя к Дрязгину, решительно взглянул в его глаза:
— Я уяснил себе все стадии перекрытия, но у меня есть кое-какие дополнения к плану.
— Вот как? Какие же это дополнения? — пожал плечами начальник строительного района. — Вы лучше старайтесь прислушиваться к тому, о чем говорят более опытные специалисты. Вы хорошо усвоили ваши обязанности?
— Думаю, да.
— Вот и отлично. С завтрашнего дня вы поступаете в мое распоряжение и будете делать только то, что я прикажу. А теперь можете быть свободным.
Голос Дрязгина стал совсем ледяным, а глаза глубоко ушли под густой навес бровей.
Максим понял: новый его экзаменатор был гораздо суровее первого, московского. «Он не верит ни в какой энтузиазм и хочет доказать, что происшедшее в котловане — случайное, безрассудное дело… Ну и ладно. Постараемся полагаться не только на один энтузиазм».
— За сколько часов намечено перекрыть проран? — спросил Максим.
Дрязгин с негодованием обернулся к нему. «Ах, ты еще не ушел?» — отразилось в его глазах.
Славик и Саша изумленно смотрели на товарища. Опять Максим лезет зачем-то на рожон… Что ему нужно?
— За тридцать четыре часа проран должен быть перекрыт, — резко отрубил Дрязгин..
— А самосвалов сколько?
— Самосвалов сто двадцать. Ну и что из этого? — насмешливо уставился на него начальник.