Беспокойство

Камбулов Николай Иванович

Вскоре из помещения вышел и Али. Потягиваясь, Андрей лениво разминал онемевшую от долгого сидения спину. Потом подмигнул Мухтарову:

— Понял?

— Что?

— Прошел еще один день службы. Порядок! — Он набросил на плечи шинель и зашагал вниз, к казарме — дощатому, окрашенному в зеленый цвет домику.

3

После обеда полагался часовой отдых. Андрей хотел было разобрать постель, как в помещение вошел Шумов. Инженер-лейтенант присел на стул, устало провел рукой по лицу. Самойленко сразу заметил, что он чем-то расстроен:

вместо румянца на щеках бледность, всегда живые, искрящиеся глаза теперь потускнели. Андрея не удивила эта перемена в командире: дежуря на станции, он видел, как поздно ночью зажегся свет в комнатушке Шумова и горел до самого утра. «С макетом возится, — подумал тогда Андрей. — И чего человек беспокоится, ведь служба-то идет нормально…»

— Самойленко, вы знаете, что такое круговой поиск? — вдруг спросил Шумов, поднимаясь со стула.

Андрей хорошо знал этот вид поиска целей и без особого труда ответил на вопрос командира. Выслушав оператора, инженер-лейтенант грустно улыбнулся:

— Да, все это верно, но не об этом я спрашиваю. — Он прошелся вдоль кроватей и, остановившись против Самойленко, заговорил горячо. Усталости как не бывало: на лице вновь появился румянец. Шумов говорил, что думает совершенно о другом круговом поиске.

— У каждого коллектива есть свои нерешенные проблемы. И чтобы решить их, необходим круговой поиск, требуется, чтобы каждый человек активно участвовал в этом поиске. А мне хочется, чтобы жизнь бурлила, чтобы изо дня в день мы поднимались по ступенькам, совершенствовали службу и знания. Вы думаете об этом? Нет! А вот ефрейтор Зайчиков всего пять дней у нас на точке, а уже внес довольно толковое предложение…

— Витька Зайчиков, — с оттенком иронии повторил Андрей, — что он, инспектор? Да его самого еще придется на буксире тащить. Тоже мне рационализатор нашелся!.. От горшка два вершка и еще воображает из себя… — засмеялся Самойленко.

— Зря смеетесь, Самойленко. И прежде чем делать поспешные выводы, советую вам заглянуть в технический класс, он сейчас там. Пойдите, пойдите, это вам будет на пользу, — сказал Шумов, направляясь в свою комнату.

Зайчиков сидел за столом и что-то чертил на большом куске ватмана. Самойленко подошел к нему, из-за спины посмотрел на лист бумаги: солдат вычерчивал знакомую деталь аппаратуры. Рука работала уверенно, линии ложились четко, чертеж получался таким же, каким его не раз видел Самойленко в учебниках. Андрей сделал кривую гримасу, потом лицо его как-то само собой обрело на мгновение серьезный вид. Нарочито стараясь улыбнуться, он подмигнул стоявшему неподалеку Мухтарову:

— Америку открывает!

— Америку? — шепотом переспросил Али.

— Да, изобретает керосиновую лампу, — насмешливо бросил Андрей и снова высокомерно взглянул на чертеж. А Зайчиков, разогнув спину, положил карандаш и спокойно, будто не о нем сейчас шла речь, обратился к операторам:

— А знаете, как это здорово помогает! Чертишь, чертишь и таким образом запоминаешь устройство детали. Неплохая тренировка, прямо скажу.

— А к чему вся эта

канитель? Кому она нужна? — Самойленко сел на табурет, повертел в руках чертеж и, отложив его в сторону, продолжал: — Я эту деталь как свои пять пальцев знаю. И Мухтаров тоже не хуже разбирается.

— А кто «местник» принял за цель? — едва слышно спросил Зайчиков.

Это прозвучало настолько неожиданно для Самойленко, что он невольно посмотрел на Али. «Уж не ты ли разболтал», — мелькнуло у Андрея.

— Вот вам и пять пальцев, — скатывая чертеж в трубочку, как бы между прочим заключил Зайчиков.

— А ты кто, инспектор? — шагнул к столу Андрей. — Погоди, Зайчонок, остынешь, послужишь здесь, у черта на куличках, и пыл у тебя пройдет… Ты шайтан-ветер знаешь? — повысил голос Андрей. Ему почему-то показалось, что Зайчиков рисуется.

— Шайтан-ветер? Не знаю, — просто ответил ефрейтор.

— Али, расскажи ему, — обратился Самойленко н Мухтарову.

— Ветер, правда, сильный, очень сильный, как буря, с песком… — начал Али и тут же осекся, отводя в сторону взгляд.

— Говори, говори! — заторопил его Андрей.

— Ладно тебе, «говори»! — махнул на Самойленко Мухтаров. Замолчал, подошел к окну и, словно рассуждая с самим собой, проговорил довольно громко: — Человек дело нам советует, а мы страх на него нагоняем. Нехорошо так, Андрей.

— Правильно! — наигранно воскликнул Самойленко. — Детей нельзя пугать. — Он посмотрел на Зайчикова, потом на Мухтарова, сунул руки в карманы и, посвистывая, вышел из класса.

— Видал какой! — сказал Али. — Подтянуть его надо.

— У вас стенгазета выходит? — словно ничего не произошло, поинтересовался Зайчиков, как только закрылась за Андреем дверь.

— Нет.

— Самодеятельность работает?

Мухтаров пожал плечами:

— Нас же здесь раз-два и обчелся…

— И кружков никаких нет?

Али не ответил. Он молча смотрел на Зайчикова. Ничего не было приметного в этом ефрейторе: серые глаза, редкие брови, чуть покатые плечи, только выправка действительно была какая-то особенная — стоит он, будто никогда не сгибался. А в словах, хоть и тихо он говорит, чувствуется сила, они прямо хватают за сердце, и нельзя не ответить на его вопросы.

— Комсомолец?

— Да.

— А я член партии. Приняли перед отправкой к вам. А про шайтан-ветер ты мне расскажи, пожалуйста, Али.

4

Они шли с дежурства рядом. Али то и дело посматривал на Самойленко. Андрей это заметил.

— Чего это ты, а?

— Что?

— Да смотришь на меня, будто впервые видишь.

— Так просто… — уклончиво ответил Мухтаров.

— Ну смотри, смотри… А может быть, ты надумал с Зайчиковым ходить на дежурство? Так ты скажи прямо. Ничего, остынет зайчишка…

— Нет, Андрей, такой не остынет…

— Ну и пусть, что он мне кум, сват или брат?

Они вошли в казарму. Али задержался в раздевалке. Самойленко подошел к кровати. Вдруг он увидел на противоположной стене, рядом с расписанием занятий, стенгазету.