Беспризорница
Шрифт:
– Серёг, смотри! Тут шмара!
– сдернул мою дырявую шапку и схватил за волосы.
– Нихуя себе, лохмы какие! Глянь!
Тот, который, судя по всему, Серёга, отошёл от лежащего в грязи, окровавленного Сеньки и пригляделся, гадко ухмыляясь. Сплюнул и схватил меня пятерней за лицо.
– Ты смотри какая. Если отмыть да вшей вывести может и сгодится. Сопляка здесь оставим, а её можно Марго отправить, пусть отрабатывает.
Вот так вот за палку колбасы и попадают в рабство. Только мне совершенно не улыбалось угодить к той Марго, о которой толковали бандюки. Несколько девчонок
Да и не хотелось мне шлюхой помирать. Всё-таки позорно это, хоть и модно. Ну не хочу я ноги перед всякими ублюдками раздвигать! Не шалава я по натуре. Так бы могла, конечно, хоть на жратву да какое-нибудь жильё подработать и, чего греха таить, проскакивала такая мысль пару раз, но так и не решилась.
Нет, я не хранила свою девственность. На кой-хер она кому нужна… Просто не пользовалась тем, что было, да и было-то не много. Сиськи не выросли толком, а о заднице и говорить нечего. Ещё пару дней такого голодняка и меня ветром унесёт.
Было, правда, разок с Сенькой. Но то так… Глупости. Пару раз зажимал он меня ночью. Понятное дело трахнуть хотел, да я не дала. Первый раз губу ему до крови прокусила, а второй - по яйцам зарядила. После этого Степан понял, что я не планирую с ним романтических отношений.
А тут Марго! Да я лучше с моста прыгну! Вены сама себе перегрызу!
– Отпусти, урод!
– прошипела на братка и тут же застонала от боли в челюсти.
Похоже, пару зубов уже выплюнула.
– Заткнись, сучара!
– мудак в плаще замахнулся на меня, но чей-то голос позади остановил его.
– А ты, я смотрю, приоделся хорошо, да, Череп? Сразу человеком себя почувствовал? Авторитетом типа стал?
– насмешливый тон подошедшего мужика вмиг остудил Черепа и тот растерянно заморгал.
– Басмач? А мы это… Ты ж сказал проверить, проверяем…
Так Череп у нас, оказывается, шестерка. Я злорадно улыбнулась разбитыми губами. Да уж, на кусок говна хоть что напялить - оно говном останется.
Серёга так тот вообще язык в жопу затянул, словно онемел. А братки боятся своего предводителя. Враз вся крутизна выветрилась. Это вам не бесзащитных бродяг пинать.
Главарь, конечно, внушал страх. Причём не только своим шестеркам, но и мне. Здоровенный амбал в чёрном костюме, в длинном кожаном плаще и начищенных до блеска ботинках. А где же малиновый пиджак и золотая цепь? Тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены, при галстуке. Модный весь этот бандюк, сразу видно, что не на побегушках, как эти.
Молча пялилась на него, раздумывая, то ли помощи попросить, то ли молча ждать. А вот Сеньку походу вырубили - не шелохнулся ни разу. Я очень надеялась, что вырубили…
– Я сказал тебе проверить продавщицу, а не малолеток трясти, - Басмач недобро глянул на меня своими серыми, насыщенными глазами, затем перевёл
– С пацаном что?
– Дак это… Они обворовали… Колбасу украли, - как доказательство Череп поднял колбаску, испачканную в грязи.
А плевать, я и так бы её жрала. С грязью. Тем более, что уже рассчиталась за неё своими зубами и, возможно, Сенькиным здоровьем.
– Вы чё, отморозки, за колбасу детей отметелили?!
– главарь презрительно сплюнул и кивнул на Сеньку.
– Пацана в травмпункт, - повернулся ко мне.
– А малявку отпустить. И быстро, блядь, пошли товар разгрузили!
У страха глаза велики, но голод нихрена не тётка. Из последних сил вырвала колбасу из руки Черепа и, хромая уже на обе ноги, рванула за здание магазина.
*****
Сеньки не было около недели и уже, честно говоря, думала, что не увижу его больше. Было жаль его. Мы с ним прожили вместе много голодных дней и хоть этот трус всегда бросал меня одну в каждой стрёмной ситуации, я его любила. Нет, не так, как принято любить среди нормальных людей. Если бы мне представилась возможность обменять его на тёплую постель и тарелку еды, я бы это сделала, даже не задумываясь. Но всё же он был мне дорог. Наверное, потому что спать одной холоднее.
Когда мой напарник объявился, я даже не узнала его. Весь скукоженный, в жутких гематомах и ссадинах он зашел в нашу «комнату» - так я называла уголок в хате, который нам выделили старшие.
Жили мы с бродягами, нариками и попрошайками, а потому спали вполглаза. Не хотелось как-то подыхать за кусок хлеба или одеяло, за которые запросто могли порешить. Разумеется, нас не за красивые глаза и не из жалости пустили в хату. Мы отстёгивали из своей «прибыли» старшим и всех всё устраивало. Правда, в последние дни, как известно, не очень хорошо шли дела, а вернее, дел не было вообще. Мы с Сенькой сидели на мели и, естественно, ничего не платили Пусе, как называла его сожительница, такая же сторчавшаяся наркоша, как и сам Пуся. Потому я и ожидала «гостей» с гвоздём в кармане дырявой куртки.
– А ну, нахрен отсюда пошел!
– с трудом поднялась со своей подстилки (одеяло, кстати, уже своровали, гребаные уроды), и приготовилась драться.
Хотя, честно говоря, вообще не представляла, как выберусь из очередной передряги. Ребра так болели, что впору под поезд лечь, дабы прекратить страдания, а огромные синяки на ногах саднили, шага не сделать.
Если этот сморчок ударит, не встать мне больше.
Однако, он не торопился нападать и я понемногу начала различать в полутьме знакомые черты.
– Сенька, ты, что ли?
– обрадовалась не то слово…
И не столько приходу Степана, сколько тому, что собственная шкура не пострадает.
– Я, бля, кто ж ещё-то?
– прошепелявил и со стоном присел у лежанки.
– Меня с больнички в ментовку хотели отправить. Еле свалил. Уж лучше обратно к Пидорку, чем на зону.
«Пидорком» называли директора детского дома, из которого мы с Сенькой сбежали несколько лет назад. И не потому, что он был другой ориентации, а потому что… пидор. Как ещё можно назвать сволочь, набивающую свои карманы деньгами, вырученными за детское питание.