Бессилие и ужас в театре кукол

Ставрогин Максим

— За что мне всё это? — упав на колени, прошептал он в конце концов.

Вода поднялась на высоту лишь с пол-ладони, но Юмалов всё равно разделся и залез внутрь. Облокотившись спиной на ещё холодную керамическую поверхность, он прикрыл глаза.

— Нет, я больше не буду спать. Никогда. Больше нельзя, оно… что это?

Его взгляд пал на одно мгновение на руку. Марку показалось, что он увидел там что-то необычное. Подняв предплечье вверх, он посмотрел на него и замер. По его телу ударили мурашки. На тыльной стороне его предплечья, ближе к кисти, внезапно вырос большой, налитый гноем глаз. Он впадал глубоко вниз в руку и в то же время выступал вперёд. Это был,

быть может, самый уродливый глаз из всех, что видел Марк. Неестественно дёргающийся и косящийся на Юмалова, он то и дело подёргивался, а иногда моргал складками кожи, напоминающими морщины.

В омерзении Марк несколько секунд смотрел на глаз. Затем он не выдержал и стал пытаться выдавить его. Большой палец его второй руки с силой вдавился в мутную поверхность, продавливая её. Скользкая субстанция не сразу поддавалась напору и, как желе, расползалась вокруг пальца, не желая лопаться. Марк стал всё усерднее давить и выцарапывать посторонний орган, пока он вдруг не лопнул. В этот миг из него полилась кровь, бесцветная и белая жидкость, оставляя на месте глаза лишь безобразную дырку и «кожицу» от глаза. И только юноша более-менее расслабился, как заметил, что на второй руке находился точно такой же глаз, только поселившийся уже на другой стороне предплечья — у самого запястья. Его Марк тоже выдавил.

Когда это кончилось, он устало опустил лицо в раскрытые ладони. При этом он говорил о том, что эти сны начались просачиваться в реальность и что спать больше нельзя ни в коем случае. Скоро у него из носа потекла кровь, но ему было лень даже вытереть её, а потому в скором времени все его тело, как и ванна, были орошены каплями крови, а лицо так и вовсе наполовину окрасилось в красный. Слегка расслабившись, Марк стал размазывать эту жижу повсюду кругом себя, рисуя незамысловатые фигуры.

Спустя несколько минут в дверь позвонили. Юмалов подумал, что это странно, ведь на дворе все ещё стояло раннее утро. После этого до его ушей донеслись шаги Кости. Заинтересовавшись, Марк торопливо включил холодный душ, смыл со своего тела всю ту гадость, что налипла на него, и уже через пять минут стал одеваться. Скоро он уже был в коридоре. А там подозрительное действо: дверь в подъезд была открыта, в ней стояла строгого вида девушка в полицейской шапке. Это сразу насторожило юношу. Он укрылся за дверью и вслушался в их разговор.

— Когда? — задавал вопрос Сотин.

— Вчера вечером.

— Хорошо, там же есть кому позаботиться о всех формальностях, верно? Сестра, к примеру.

— Да, но… — девушка несколько опешила и растерялась.

— Ничего, мама всегда меня недолюбливала, а потому была бы только рада, если бы я в этом деле не участвовал.

— Хорошо…

На некоторое время в квартире повисла неловкая паузка. Даже Марк немного смутился, хотя казалось бы, однако Костя был как всегда спокоен и непоколебим, впрочем юноша всё равно чувствовал какую-то фальшь в этом человеке. Быть может, он не был настоящим стоиком? Быть может, он был всего лишь его симулякром? Эти мысли не имели значения в тот момент, поэтому Марк тут же от них отмахнулся и, дождавшись, когда девушка уйдёт, вышел к Косте.

— Это ведь не помешает нам? — недовольно спросил Марк.

— Что? Нет. Нисколько. Всё в порядке, можешь собираться.

— Да? — облегчённо вздохнул юноша. — Замечательно. Кажется, ты и впрямь стойкий человек. Или, может, у тебя были не очень хорошие отношения с матерью?

— Хм, у неё со мной — возможно, у меня же с ней были прекрасные отношения. Я её очень любил.

Конечно же, Костя сказал эти слова очень спокойным тоном, как само собой

разумеющееся, и ничего в нём не выдавало скорби. Юмалов же несколько растерялся и смотрел на товарища непонимающе. Костя, однако, понял эту растерянность превратно.

— Ну чего ты так на меня смотришь? А что я должен страдать? — заговорил он. — Я должен впасть в апатию, депрессию и пустить к чёрту все свои планы и вообще жизнь? Да, она умерла, но мои страдания ничего не изменят, никому они не сделают жизнь лучше. И, Марк, если любишь кого-то, то всегда помни, что этот человек смертен. Потому его смерть не должна вводить тебя в смятение, ибо это нормально, это рано или поздно произойдёт. Если будешь помнить это, то и во время жизни человека, которого любишь, будешь ценить его больше. Я дал своей матери всё, что мог, я рад, что мне с ней повезло, и рад всем тем моментам, которые были у нас, но теперь её жизненный путь кончился. В этом нет ничего страшного, это просто надо принять. Я не собираюсь грустить, это слишком эгоистично даже для меня, — Костя улыбнулся.

— А-а… как скажешь, — отмахнулся Марк, но про себя подумал, что это всё ему было более чем понятно, но…

— Чего ты такой недовольный? Эй, куда?

— Я завтракать, — отозвался Марк, шаркая ногами в сторону кухни да уткнув нос в пол, как последний из горбачей.

Ближе к обеду они вышли из дома. Оказалось, что у Кости была своя машина. В ней они и поехали в город. Всю дорогу в руках у Марка был зажат вчерашний портфель. На лице у него совершенно ничего не читалось, словно вместо лица на нём в утреннем свете блестела маска, но вот в душе у парня было неспокойно. Он предчувствовал большие события и очень волновался, о чём говорили вспотевшие ладони и трясущиеся ноги, но в то же время он неутомимо ждал предстоящих событий.

— Приехали, — вдруг произнёс Сотин.

Повернув голову вправо, Марк увидел большое здание у парка — самый крупный банк в городе, на котором, собственно, и держалась немалая часть экономики Лжеца.

— Благодарю, — улыбнулся Юмалов, развернувшись к Косте

— Тем не менее я все ещё не совсем понимаю… зачем всё это.

— А знаешь что? Я тоже, — после этих слов Марк засмеялся и вышел из автомобиля.

— Удачи. Она тебе понадобится, — попрощался Костя, и на том они разошлись, мимолётом перекинувшись друг с другом взглядами, в которых читалась мысль о том, что это была их последняя встреча.

Марк дошёл до здания банка и остановился. Перед ним светилась дверь. Словно ворота в Содом, что вот-вот загорится, возвышались они над юношей. Крепко сжав кулаки, он тем самым попытался спрятать дрожь. Вдох-выдох. Его грудь высоко вздымалась, а поток воздуха, выходивший из рта, оставлял на стеклянной двери тонкий паровой след. И вот он уже дёрнулся вперёд, намереваясь войти внутрь, сделал шаг и вдруг остановился, а затем развернулся и торопливо встал на прежнее место. Вдох-выдох, и вот он было снова дёрнулся вперёд, но резко замер и стал судорожно оглядываться по сторонам.

— Чёрт, я наверно выгляжу слишком подозрительно. Тц, надо… надо отвести подозрения! — и сам над собой посмеялся, но сценку играть не перестал.

Задумавшись на пару коротких мгновений, Юмалов в очередной раз быстро выдохнул и непринуждённо так привстал на цыпочки, да принялся покачиваться вперёд и назад. И вот, спустя ещё секунд пять, его рука таки уверенно потянулась к дверной ручке и уже почти схватила её позолоченную поверхность, как вдруг его грубо одёрнули за плечо.

— Парень, ты издеваешься? — Обратился к Марку грубый, зернистый мужской голос, напоминавший, почему-то, своим звучанием гречку.