Бессилие и ужас в театре кукол

Ставрогин Максим

— Проснулся, наконец-то! Выспался? Сны хорошие снились? Тебе завтрак приготовить?

Едва заметно Марк кивнул женщине и с головой погрузился в свои мысли. Взгляд его упал на открытую ныне способность под названием «изнанка». Немного помедлив, мальчик мысленно «ткнул» на квадратик. Кнопка впала внутрь. Пришлось подождать с долю секунды, прежде чем мир будто бы… вывернулся наизнанку прямо на его глазах. Всю комнату мгновенно заполнило лазурным туманом, почти таким же как во сне. А затем Марк почувствовал запах. Медленно расползающийся по округе, он напоминал собой тухлую рыбу и ещё какую-то гниль, при этом замешанную в солёной воде. Эта вонь выбила мальчика из колеи и заставляла ощетиниться мурашками, будто тысячью шипов. Опасливость

проклевалась в его животе. Однако это было ещё не все превращение. После того как Марк вдоволь прочувствовал всю пахучую прелесть этого нового мира, туман стал спадать, обнажая стены комнаты. В этом мрачном, даже призрачном свету обои казались старыми и истёртыми, полными каких-то чёрных подтёков. В углах можно было разглядеть пауков, забившихся под отлипшие обои. Их было очень много: сотни небольших чёрных телец копошились в углах, задавая шумом своих лапок музыкальный фон происходящему. Затем туман спустился ещё ниже, давая возможность разглядеть и фигуру бабушки. Она была похоже на ещё одно чудовище, как те, из сна. Обмотанная в чёрно-бардовые одежды, она склонялась глубоко вниз, при этом обнажая для всеобщего обозрения огромный горб, который, казалось, даже немного шевелился. И лицо… оно лишь отдалённо напоминало ту самую улыбчивую старушку, которую знал мальчик. Сейчас это было не более чем напрочь сгнившим куском мяса, формой напоминающим гнилую картошку. Её рот и губы свисали с лица и опускались даже ниже подбородка. Глаза были зашиты. Вдруг её челюсть разжалась, с трудом, как древний механизм, и стала двигаться. Откуда-то из горла комками начали вываливаться невнятные слова. Марку пришлось прислушаться, чтобы понять. «Задолбал… как же он меня бесит… улыбайся ему, слова ему не говори, готовь ему, буди по утрам… бездельник, бесполезный, гадкий, мерзкий… поскорее бы он ушёл… уйди же, наконец! Видеть не могу, видеть не могу… Устала уже я! Устала, несчастная! А эти два дармоеда никак и не поймут… Уйдите уже, уйдите уже».

И вдруг всё прекратилось. Реальность в краткий миг вернулась к своему обычному состоянию. Посмотрев на значок жуткой способности, Марк увидел более подробное её описание: он мог находиться в «изнанке» лишь пять секунд и не чаще чем раз в час… по крайней мере это так, пока его уровень только второй. «Пять секунд? Неужели это были лишь пять секунд?» — подумал он, вспоминая только что сыгранную пред ним сцену. Она тянулась так долго, это было так нестерпимо, неужто лишь пять секунд?

— Ну чего ты молчишь? Что тебе покушать приготовить-то? — улыбаясь, спросила бабушка.

— Н-ничего! Я, пожалуй, пораньше выйду.

— Ась? А чего так? Точно кушать не хочешь?

— Нет! Не хочу.

Он стал очень быстро собираться и уже через минуту был готов. Выйдя в коридор, увидел, что дед уже с самого утра «пьяный, как свинья перед убоем», как говаривала его бабушка. Он лежал на диване и, плюясь, кричал: «Всех порежу! Всех порежу! Дай мне моих денег, шлюха! Где мои деньги? У меня было ещё пятьдесят рублей! Шлюха поганая!» — и всё в таком духе. Привыкший к подобным сценам, Марк даже не обратил внимание на это, а просто надел обувь, куртку и выбежал в подъезд. И стоило ему оказаться там, как на душу ему сошло успокоение.

— Как всё это странно… — говорил он, бесцельно гуляя по двору.

Пиная бутылки и камни, Марк шёл туда, куда заведёт его судьба. И так, завернув за очередной угол, вышел на оживлённую улицу, по которой туда-сюда слонялись ранние пташки: унылые работники, ещё более унылые дети, волочащие ноги в сторону школы, и неунывающие старики с глазами, как у дохлых рыб. Среди всех них ярко выделялся неопрятно одетый мужчина с седой бородой. В руках он держал картонку, на которой большими буквами было написано: «КОНЕЦ СВЕТА». Мужчина громко декламировал свои мысли, и поначалу Марку подумалось, что тот кричит о том, будто скоро всем в городе выключат свет: иногда такое бывало, и тогда приходилось

сидеть в полной темноте. «Если это так, то и правда очень жутко!». Но нет. Он говорил про то, что очень скоро весь белый свет — то есть мир — погибнет и куда-то исчезнет. Кричал он об этом во всё горло, потряхивая картонкой в своих руках: «Будто конкистадор с красной тряпкой, ой, то есть… тореадор», — подумал Марк и заинтересовано остановился напротив безумца.

— Ты-ы-ы! — Закричал он на Марка. — Ты и будешь причиной нашей погибели! Ты изничтожишь этот безумный мир! Это твоя судьба! Изве-е-рг! — заметив мальчика, стал он испугано тыкать пальцем прямиком в его лицо и размазывая что-то липкое по его щеке.

— Эй! Ты чего к мальчишонке пристал? А ну отойди, — рявкнул на мужика какой-то прохожий, и тот тут же куда-то испарился, оставив мальчика в одиночестве. «Разве могу я это сделать? Уничтожить мир… какая глупость, — подумалось ему. — Чёрт! Скоро уже уроки начнутся, надо бежать!».

Запыхавшись, очень устав, он, однако, успел добраться до школы вовремя. Прозвенел звонок. Марк к тому времени сидел за своей партой и молча смотрел в потолок, представляя на нём звёздное небо. Потолок был белый, недавно выбеленный, но он представил, будто потолок чёрный и… даже не так! Он представил, что его совсем нет — потолка то есть, — а там, наверху, ночь. А вот и малая медведица проплывает над созвездием стрельца, а потом и большая — всё, больше он созвездий не знал, поэтому они начали плыть по кругу. Малая медведица, большая медведица, стрелец…

Начался урок. В класс, немного опоздав, вошла учительница: жирная неопрятная женщина сорока с лишним лет. Только войдя внутрь, она взяла со стола мел и стала выводить на доске слово: «Мечты», а затем несколько раз с усилием зачеркнула его.

— За-по-мни-те! Тернии почти никогда не доводят до звёзд! Запомнили? За-по-мни-те! И мечты — это хорошо, но не переусердствуйте, а то во взрослой жизни вам будет тяжело. Тя-же-ло! Запомнили? — она всегда входила в класс и начинала с этой фразы, даже несмотря на то, что была учителем физики.

Как и обычно после этих слов, она на минуту замолкла и опустила голову вниз, к груди. Стало слышно её тяжёлое дыхание. Так продолжалось опять-таки с минуту, а затем, когда учительница уже хотела приступать к самим занятиям и учить нас, наконец, физике, дверь в кабинет вдруг отворилась, и внутрь вошла престарелая женщина — учительница литературы, которой мальчик вчера сдал вместо сочинения лист, испачканный чернилами.

— Марк! — рявкнула она, держа в руках это самое сочинение.

— Я тут…

— Поди сюда!

Он послушно встал из-за парты и, слыша за спиной смешки одноклассников, подошёл к учителям. Тяжело дыша, будто едва воздерживаясь отчего-то, учительница вновь посмотрела на лист бумаги, а затем покачала головой. После она важно откинула голову назад и наконец заговорила.

— Та-а-а-лант! — закричала она так сильно, что из её рта полетели слюни прямо в лицо мальчика. — У не-е-го талант! Вы посмотрите на это сочинение! Посмотрите же! Я такого ни разу в своей жизни не читала! Никто у нас так не пишет! Это талант. Самый что ни на есть настоящий талантище! Бог ты мой, мальчик, я без ума. Ты должен продолжать писать, не хочешь написать книгу?

Юмалова передёрнуло. Он поморщился и поспешил ответить.

— Эм… нет, честно говоря, — сказал Марк, но его, кажется, и не слушали.

— Умничка! А вы только посмотрите! — она показала учителю физики работу Марка, на что та вальяжно одела очки и стала медленно водить взглядом по измазанному чернилами листу, делая при этом очень важный и, так сказать, «умный» вид. Однако Марк стал беспокоится, увидев в глазах учителя литературы что-то странное: презрение и даже злость. Они появились там после того, как мальчик отказался от написании книги. Но женщина ведь его даже не услышала. В общем, создавалось ощущение, будто это и не её глаза вовсе.