Бессмертник
Шрифт:
И в то же время некоторые его ненавидели… Не только богачи, считавшие Рузвельта предателем классовых интересов. Знакомый Джозефу простой рабочий потерял на войне сыновей-близнецов и винит во всем президента: нечего, мол, было втягивать страну в это пекло. Но это же чушь! Понятно, что от отчаянья, от горя, но все равно глупость, пустозвонство и чушь! У Малоунов в семье тоже утрата: погиб муж Айрин, и дочь с двумя малышами вернулась под родительский кров.
Мальчишка Айрин похож на Эрика — двухлетнего, каким они запомнили его много лет назад. Джозеф почувствовал, как у
…Анна никакой дом покупать не хотела. Ну да Анна никогда ничего не хочет. Ей подавай подруг и дневные концерты по пятницам — теперь у них снова хватает денег на необременительные развлечения. Еще она участвует в женских благотворительных комитетах — сразу в нескольких, в пяти или шести. А в оставшееся время читает.
Зато Джозефу давно осточертело жить в квартире. И когда в прошлом году Малоуны купили дом в Ларчмонте, он решился. Всю осень и зиму напролет рыскал по пригородам. Но — как назло — когда у тебя в кармане ни цента, тебе нравится все подряд. Когда же деньги появляются — а он мог теперь раскошелиться на очень приличный дом, — ничего достойного нет как нет. Наконец две недели назад, в теплый ветреный апрельский день, они наткнулись на этот дом, и Анна совершенно влюбилась.
Он ее не понимал. Не дом, а старая развалина — не меньше восьмидесяти лет от роду. Винтовая лестница ведет в угловую башенку. В доме шесть украшенных резьбой мраморных каминов — шесть! — даже в спальнях. На веранде резные деревянные наличники. Одним словом, чудище! Сам молодой человек из агентства по недвижимости глядел на этого уродца с большим сомнением. Торговец из него явно никудышный. Видно, новичок, никакого опыта: все мысли на лице отражаются.
— И что же это, по-вашему, за стиль? — требовательно спросил Джозеф.
— Подлинная викторианская готика, сэр. Этот дом был когда-то родовым особняком семейства Лавджой. Одна из самых древних семей в округе. Последний отпрыск древнего рода живет неподалеку, за тем пригорком. Он хочет продать родовое гнездо и два акра в придачу.
Анна заговорила, когда они поднимались по винтовой лестнице:
— Прямо как в книгах про старину. Ты потрогай перила, потрогай!
Потемневшая от времени древесина лоснилась, точно шелк под рукой; да, материалы в ту пору были исключительно хороши. Но жить, путаясь в бесчисленных закутках и закоулках?!
— Гляди! — воскликнула Анна. — В башенке круглая комната! Джозеф, из нее получится прекрасный кабинет! Можно разложить чертежи, планы и… ты посмотри, какой вид из окна! И балкон на южной стороне, Джозеф! Можно греться на солнышке до самой зимы. Закутаться в плед, как на корабле, — помнишь? — и читать…
Он заметил, что цемент крошится, кирпичи рассыпаются.
— …там на склоне. Это же яблони! Зацветут — все будет белым-бело. Представь: открываешь утром глаза и видишь такую красоту!
Они спустились вниз и прошли на кухню. Агент вместе с Айрис двинулись следом. Кухня была воистину в плачевном состоянии. В углу черный монстр — плита. Холодильник непомерно большой, коричневый, в царапинах и шрамах. Шкафчики подвешены так высоко,
— Посмотри! — воскликнула Анна. — Тут отдельная комнатка с раковиной. Наверное, здесь делали букеты. Да-да! Здесь и вазы на полках. Представляешь, специальная комната, чтобы ставить цветы в вазы!
Словно ей пять лет, а не пятьдесят, честное слово. Детский лепет. Никогда прежде он не видел ее в таком восторге.
— Анна, в любом доме можно сделать отдельную комнату для цветов, — отозвался он раздраженно.
— Можно, но никто почему-то не делает.
— Но в этом доме миллион недостатков! — вскипел он. При других обстоятельствах Джозеф вел бы себя посдержанней в присутствии агента, чтобы зря его не смущать, — сам сколько раз бывал на его месте. Ища поддержки, он повернулся к Айрис. Дочь наверняка окажется практичней и рассудительней, чем ее мать. — А ты что думаешь?
— Знаешь, — произнесла она, — здесь, несмотря на недостатки, есть свое очарование.
— Очарование, очарование… Это не разговор. Дом — не женщина.
— Ну, не нравится «очарование», скажу иначе: в нем есть характер.
— Этого еще не хватало! Можешь хоть объяснить, что это такое?
Айрис никогда не теряла терпения.
— Характер — это оригинальность, свое лицо. Этот дом строили с умом и себе на радость! В каждую мелочь вложены смысл и душа. Их не штамповали сотнями, чтобы выстроить одинаковые, под одну гребенку, дома, которые никому особенно не принесут счастья.
— Хм-м-м… — Джозеф растерялся. Переспорить дочь ему не удалось ни разу в жизни. Да, откровенно говоря, и не хотелось.
Анна воскликнула:
— Джозеф! Мне так нравится дом!
Молодой человек молча ждал развязки. Победа чуялась ему явственно, и он затаился, чтобы не испортить дело.
Дом ей понравился.
Мысли Джозефа в сотый раз возвращались к этому единственному «за». Она никогда ни о чем его не просила. Никогда, в сущности, не тратила денег, только на книги: ее немногие лишние доллары оседали в магазине «Брентано». Иногда она останавливалась на Пятьдесят седьмой улице перед витриной какой-нибудь галереи и говорила без сожаления, просто размышляя: «Будь я богата, непременно купила бы вот эту вещь», — и кивала на портрет ребенка или на пейзаж с лесной поляной. «Если цена в разумных пределах, я тебе куплю», — тут же вскидывался он. Она улыбалась: «Это Боден». Или еще кто-нибудь из европейцев, точнее, из французов, ей по душе все французское. «Он стоит не меньше двадцати пяти тысяч».
Дом ей понравился. Да, так теперь не строят, что верно, то верно. И хороший кусок землицы в придачу — совсем неплохо за эту цену, совсем неплохо. Земля здесь будет дорожать, ведь до Нью-Йорка рукой подать. То, что они просят, вполне можно отдать за одну лишь землю.
— Я подумаю, — сказал он агенту. — Позвоню через пару дней.
— Очень хорошо. — Молодой человек кивнул, словно Джозеф уже согласился. — Я вас нисколько не тороплю, но считаю своим долгом предупредить: на этот дом претендует еще одна супружеская пара.