Бессмертные

TwilightCakes

При попытках сосредоточиться становилось легче.

Эсми стояла у входа в бейфилдскую больницу. Свирепый студёный январский ветер Висконсина обдувал бледное лицо и только усиливал страдания. Шаг за шагом она двигалась вперёд, не видя конца.

Эсми сильнее укуталась в изношенное шерстяное пальто и, сморщившись, затянула ремень на всё ещё чувствительном животе. Руки опустились к болящим мышцам, и сердце ушло в пятки.

Поступала в больницу с теплом и полнотой жизни, а через несколько дней уходит опустошённая и лишённая всякого смысла

к существованию. Такой участи врагу не пожелаешь. Хотя «пустота» и близко не описывает ту ноющую дыру в груди, которая предназначалась маленькому мальчику. Эсми держала его, а он делал свои последние крохотные вдохи до тех пор, пока маленький организм вовсе не перестал бороться за столь короткую жизнь.

И теперь она снова одна. Руки обхватили живот, задев сквозь кожу пустую матку, отчего губы задрожали. Там больше нет ребёнка…

Малыш, Мэттью, едва дожил на этой земле свой второй день — заболев, он скончался накануне в полночь. Эсми видела, что с ним что-то не так, когда брала на кормление маленькое трясущееся от жестокой лихорадки тельце. Здоровье было слишком слабым, чтобы побороть жар, и Мэттью не успел встретить свой последний рассвет. Эсми предлагали задержаться в больнице, прийти немного в себя и позволить наружным ранам после родов зажить.

Но как исцелить раны, что поселились в сердце?

Грудь свело болезненным спазмом от знакомого подступа слёз. Эсми никогда не верила, что сердце физически может разорваться, но сейчас возникало именно это ощущение.

Она прикусила губу и огляделась вокруг, надеясь зацепиться за что-нибудь взглядом. Надпись, мысль, что угодно, что может дать подсказку о дальнейших действиях. Идти было некуда. Пришлось потрудиться, чтобы убедить больничную сестру, будто Эсми является вдовой убитого на войне мужа и у неё нет семьи. Медперсонал не хотел оставлять её сегодня одну со страданиями после смерти новорождённого, но Эсми знала – муки наедине с собой лучше мук под гнётом мужа.

Добродушная медсестра, которая помогала при родах, мягко убеждала Эсми, что в смерти Мэттью нет её вины; инфекция проникла в его организм ещё в утробе. Иммунная система была слаба с самого начала, и досрочные роды не смогли бы спасти ситуацию. Но даже утешения не позволяли отделаться Эсми от чувства вины в смерти её маленького ангела.

Обыскав карманы, она нащупала небольшой больничный браслетик, который сорвали с крошечной кисти ранним утром. Когда его принесли вместе с голубым чепчиком и пижамкой, Эсми не смогла сдержать рыданий.

Ветер подул из-за угла больницы, разгоняя карамельного цвета волосы в разные стороны. Девушка вздрогнула и попыталась пригладить их; обычно кудрявые пряди спутались и утратили свою красоту из-за многодневного пребывания в койке. При взгляде на свой разрушенный внешний вид в окне магазина она прикусила дрожащую губу. Бледное лицо исказилось и отекло от рыданий, а окончательно испортила картину смятая одежда из сумки.

Затрудняя дыхание, в груди ключом била печаль. Если Эсми вернётся домой к мужу,

то тут же поплатится за смерть сына. У неё не было ни денег, ни вариантов, куда можно отправиться, и с каждой прошедшей минутой на улице становилось всё холоднее и темнее.

Эсми Плат была одинока.

***

— Держи, дочка, — тихо произнесла пожилая женщина, поставив на стол чашку кофе. — Не свежий, но горячий.

— Отлично, — отозвалась Эсми, протягивая руки к дымящейся кружке.

Официантка, морщась от усталости, прошагала на своё рабочее место. Колокольчик над дверью задорно зазвенел, сообщая, что очередная парочка покинула кофейню.

Эсми наблюдала за паром, что поднимался дымными кольцами вверх, и грела руки о горячий напиток. Она не любила кофе, но с несколькими долларами в кармане из согревающих напитков могла позволить себе только его.

За распитием кофе, который уже стал холодным, время шло как-то само по себе; взгляд безразлично провожал стрелку часов. Несколько часов назад маленькая забегаловка была почти пустой, впрочем, как и сейчас. Оставалась одна пара, и официантка, оперевшись на прилавок, нетерпеливо ждала, когда все посетители наконец разойдутся. Когда ушли последние клиенты, Эсми виновато взглянула на женщину.

— Я сейчас уйду. Простите, что задержалась, — тихо извинилась она и оставила несколько монет на столике.

— Без проблем. Приходи ещё, ладно? — хрипло сказала официантка, протирая стол.

— Да… Приду, — пробурчала Эсми, застёгивая пальто, и вышла. То была ложь.

Пока она одиноко отсиживалась в уголке кафетерия, наружу выплыли некоторые факты из жизни. Сжав губы, Эсми пошла вниз по списку. Родители ни за что не поддержат её и не спрячут от мужа, который захочет отомстить за смерть сына. Пути назад уже нет. После той боли, что не покидала Эсми несколько месяцев, вынести эту жестокость казалось невозможным. Идти некуда, нет ни денег, ни надежды. Даже временной ночлежки нет.

Эсми какое-то время постояла в укромном уголочке у входа и наконец вышла навстречу жестокому ветру Висконсина.

«Даже погода пытается меня наказать».

Она не собиралась возвращаться в эту забегаловку, не собиралась возвращаться в Бейфилд… Вообще никуда не собиралась возвращаться.

***

Мэттью.

«Мэттью».

Доведённые до отчаяния и агонии мысли провожали плетущуюся по тротуару к окраине девушку.

«Он сейчас с ангелами на небесах? Они точно смогут уберечь малыша?»

Но от следующей мысли сердце отозвалось болью.

«А что, если я… присоединюсь к нему? Бог точно простит меня. Я не могу оставаться на этой земле с преследующими мучительными воспоминаниями и грозным мужем, от которого так и веет опасностью. Не будет ли такой конец чем-то из ряда вон?»

Нет, конечно нет. Даже если после смерти будет ждать лишь мрачная бездна, даже если всю оставшуюся вечность придётся сплавляться по океану унылой бессердечности, это будет лучше жизни, лучше земного наказания.