Бессмертные
Шрифт:
Когда родители вернулись домой, я все еще была зла, но стоило увидеть папу, как злость пропала. Он был бледен и казался хрупким и слабым, хуже чем вчера.
Я обняла его, отстранилась и всмотрелась в его лицо.
– С тобой все в порядке, пап?
– Да, котенок. Просто голова немного болит.
– Тогда зачем мы куда-то идем?
– Мы и не идем, - сказала мама у нас за спиной, и я повернулась. Она как раз заходила в дом. В ее руках был коричневый бумажный пакет со знакомым
– Мы с твоим папой устали, поэтому решили, почему бы не взять на вынос еду из нашего любимого кантонского ресторана. Не стой на месте, - она всучила мне в руки пакет и обняла папу за талию. Вместе они прошли на кухню.
Я пошла за ними, не нравилось мне, как они идут. Больше было похоже на то, что она удерживает на себе его вес. Может, после того, как несколько дней назад я увидела его, лежащим на полу, я себе все воображаю.
Я краем глаза следила за ним, пока доставала тарелки и раскладывала их на кухонном столе. Мама доставала из пакета коробки с едой, в то время как папа упал на стул, откинулся на спинку и закрыл глаза.
– Может тебе дать таблетку от головы, пап?
– спросила я, беспокоясь за него.
Он улыбнулся.
– Не могла бы?
Я подошла к шкафчику, что стоял в коридоре у ванной комнаты, достала аптечку с верхней полки, где мама ее обычно хранит, и нашла ибупрофен. Достав две таблетки, пошла на кухню. Я пыталась услышать разговор родителей, но они говорили слишком тихо.
– Не сейчас, прошу, - сказала мама.
– Уже почти четыре недели, - ответил папа.
– Это слишком мало, - пробормотала мама.
– Дай нам еще неделю, - и они поцеловались.
Разговор не имел никакого смысла, и, опять же, они всегда заканчивали предложения друг друга, из-за чего большую часть того, о чем они говорили, было невозможно понять. Я громко затопала, чтобы хоть немного привлечь их внимание.
– Может вас одних оставить?
– подразнила я их, когда они продолжили целоваться.
– Потому что я могу взять себе еды и исчезнуть наверху.
Папа поднял голову и улыбнулся. На его щеках появился румянец.
– Садись, - он посмотрел на маму и добавил: - Как думаешь, в кого она такая наглая?
– В меня, - сказала мама и усмехнулась.
– Она мне нужна против твоего упрямства и нетерпеливости.
Папа засмеялся.
– Любимая, ты же знаешь, что во мне нет ни капли упрямства и у меня ангельское терпение.
Я села, наслаждаясь их беседой. У мамы блестели глаза, и папа выглядел гораздо лучше.
– Ангельское?
– она посмотрела на меня.
– Хочешь, я расскажу тебе историю, когда мы в первый раз пошли делать УЗИ, когда я была беременной тобой.
– Нет, нет, нет, только не этот день, - запротестовал папа, качая головой.
Слушая их истории, слыша их смех и видя, как они любят друг друга, я откинула в сторону беспокойство касательно папы. Он выглядел нормально, и даже планировал выйти на пробежку завтра утром. Даже когда разговор вышел на мою физиотерапию, я направила его снова на них. Когда час спустя я их оставила, они все еще разговаривали.
Наверху
Из него выглядывал Эрик.
– Могу я войти, или ты собираешься в меня чем-нибудь запустить?
Смеясь, я поднялась. Мы обнялись, и затем я врезала ему в живот.
Он согнулся.
– За то, что вел себя, как придурок.
Он ухмыльнулся.
– Я пытался быть героем.
– Тогда негероем ты мне нравишься больше. Ты ел?
Он плюхнулся на мою кровать и вытянулся.
– Ага. Мама приготовила нечто, - он скорчил гримасу.
– Что у тебя было на ужин, чтобы я мог подавиться слюнями от зависти?
– Мы никуда не ходили. Мама принесла еды из Сан Танга.
– Мне нравится Сан Танг.
Я склонила на бок голову.
– Они все еще внизу. Можешь посмотреть, осталось ли что-нибудь... Подожди, - он уже подходил к двери. Я ухватила его за футболку, заставляя остановиться.
– Сделай мне одно одолжение. Скажешь, если заметишь в папе что-нибудь странное.
– Что ты имеешь в виду?
– В субботу я нашла его на полу без сознания, с тех пор он немного другой.
– Что случилось?
– Не знаю. Мама говорит, что он поскользнулся. На нем были шелковые носки, а на кухонном полу практически нет сцепления, -
я закатила глаза.
– Он ударился, но Торин исцелил его. После моей травмы, я любую травму головы воспринимаю серьезно, даже шишку.
– Ты говорила об этом со своей мамой?
– Это она додумалась до объяснения со сцеплением, это полный бред. Знать бы мне, что они скрывают. Прошел уже почти месяц, и папа все еще не полностью выздоровел после Коста-Рики, несмотря на то, что он вернулся к пробежкам и велосипеду.
– А что говорит Торин?
Я пожала плечами.
– Мы еще это не обсуждали.
Эрик задумчиво изучал меня взглядом, словно обдумывая все, что я только что рассказала.
– Ладно. Посмотрим, что я увижу.
Когда мы спустились на кухню, папа с мамой подняли головы. Они не выглядели удивленными, значит, мама знала точную секунду, когда Эрик появился у меня в комнате. Судя по тому, что папа не спросил Эрика, как тот вошел в дом, не позвонив в дверь, он знал о зеркальном портале в моей комнате. Мама указала Эрику на стул и наложила ему тарелку еды.
В основном разговор шел о местных соревнованиях на 5 и 10 км, в которых папа собирался принять участие, о марафоне, который он также надеялся пробежать весной, и о предстоящих сборах по плаванию. Обычный разговор в нашем доме. Папа с религиозным фанатизмом следил за профессиональными и коллегиальными видами спорта, особенно за футболом и баскетболом. До недавних пор он редко проявлял интерес к школе. Возможно, дело в Торине, который сейчас кватербек, или в том, с каким энтузиазмом Эрик пересказывал прошлую игру.