Бессмертный мятежник
Шрифт:
– Раз плюнуть. Ну, правда, смотря как стерта. Если ты просто стер какой-то файл, или даже группу файлов, то я восстановлю тебе все как было. Если, конечно, ты не работал на компьютере после этого. Дело в том, что, когда ты даешь компьютеру задание стереть файл, он просто уничтожает первую букву его названия в головном списке – информация остается на диске, но он как бы делает для себя пометку, что она уже не нужна. Есть специальные программы для поиска и восстановления стертых файлов, типа "UNERASE".
– Это ерунда. Такое я и сам могу сделать. Подумаешь, UNERASE запустить. Там дело намного серьезнее. Там, похоже, стоит гигантский блок, типа мощного вируса, и не дает вообще дотронуться до памяти.
– Это интересно… – Глаза у Вадима загорелись. – Жалко, времени сейчас нет. Твой компьютер гробанулся?
– Да.
– Слушай, Дем, давай попозже. Я же тебе говорил – у меня запарка. Через недельку все тебе сделаю.
– Нет, тебе придется бросить все. Заболей, возьми больничный, выкручивайся как хочешь. Работа очень срочная. Я тебе заплачу.
– Да ладно, Дем! Что я тебе, за так не сделаю? Пузырь потом вместе раздавим, и порядок. Но попозже.
– Пятьсот долларов, – произнес Демид. – И сейчас.
– Пятьсот? – Вадик вытаращился на Демида, как на ненормального. – Ты сдурел? Или банк ограбил?
– Что-то типа этого. Ты глазки-то закати свои обратно. Тебе за эти пятьсот еще ох как попыхтеть придется! Поехали. Время не ждет.
ГЛАВА 9.
Лека едва успевала за Демидом. Он бежал впереди и поток ледяного воздуха смягчался, не так резал лицо. Лека знала, что не стоит отвлекаться, думать о том, как трудно бежать и сколько еще километров шлепать по обледенелому тротуару. Тогда бег становится и вправду тяжелым и нудным занятием. Она постаралась привести в порядок свои мысли, упорядочить дыхание. "Хээй – се… Хээй – се…" Но мысли ее невольно возвращались к Демиду, чьи лопатки неутомимо двигались перед ее носом. Он бежал в майке и спортивных трусах, несмотря на ранние заморозки, и Лека не могла не залюбоваться этой мускулистой спиной. Ей захотелось догнать Демида, остановить его, повернуть к себе лицом, прижаться к нему… Она глубоко втянула воздух, вытесняя из сознания непозволительные слабости.
Интересно, что будет, если она сейчас потихонечку отстанет, спрячется в кусты, а затем и вовсе сбежит от Демида? Ну, то, что он ее найдет – дело ясное. Интересно, как быстро? Час? День? Вряд ли дольше. А скорее всего, сразу почувствует ее отсутствие, догонит и вежливо, но настойчиво вернет на дорожку.
Конечно, она не против тренировок. Сперва она активно сопротивлялась такому насилию над своим телом, но потом с удивлением обнаружила, что привыкла к утренним пробежкам, к обливаниям под холодным душем, к странной китайской гимнастике (вроде бы ничего трудного – плавные медлительные движения, а нагрузка такая, словно штангу толкаешь). Но все же Демид мог бы обращаться с ней и понежнее. Не надо забывать о том, что она девушка, а не боец спецназа. О том, что ей так не хочется вылезать утром из теплой постели, что ей так больно, когда он хладнокровно бьет ее на тренировке ("Не хнычь! Не блокировала удар – сама виновата. Что значит – быстро бью? Я и так еле двигаюсь! Давай попробуем еще разок").
ОНА – НЕЖНОЕ, КРАСИВОЕ, МИЛОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТРЕБУЕТ ЛАСКИ!!!
Последние слова Лека произнесла про себя громко, чтобы Демид услышал ее мысли и хотя бы немножко прозрел. Да куда ему прозревать-то! Он и так видит ее насквозь, чурбан бессовестный!
Лека споткнулась и едва не полетела носом вниз. Это было напоминанием от Демида, чтобы не отвлекалась и не приставала к нему по пустякам. Всегда так!
Она не знала точно, какими возможностями обладал Демид, лишь догадывалась, что он старается приглушить свои необычные способности. Контроль над собой порою давался Демиду с трудом – он словно сдерживал вулкан, бурлящий внутри него. Лека чувствовала это отчетливо – медиумические способности детства вернулись к ней быстро, и разговаривая с человеком, она оценивала его уже по-другому. Демид прибег к обычной медитативной практике – научил ее концентрировать внимание, отключаться от внешнего мира, черпать энергию из той магической, пронизывающей все и вся субстанции, которую в Китае называют "Ци", а в Индии "Прана". Дема редко теоретизировал, объясняя ей основы своего мировоззрения. Он был легким в общении, остроумным, и разъяснения его были доходчивыми. И все же Лека чувствовала, что смешливость, человечность, добродушие – признаки какого-то другого, прежнего Демида. Она же все чаще видела Демида хладнокровного, с ледяным отстраненным взглядом, с вежливой, но не эмоциональной улыбкой. Он
Сторонник классического психоанализа объяснил бы состояние Демида активным подавлением собственной сексуальности. Лека и вправду чувствовала, что такое имеет место – они жили в одной комнате, спали в одной постели (хотя и под разными одеялами), и девушка осознавала, что Демид относится к ней небезразлично. Но она также понимала, что в нем живет внутреннее табу, не разрешающее сделать ее объектом своих сексуальных притязаний. Запрет на любовь был частью большого отпечатка известной только Демиду Системы, который поселился в нем и замораживал его душу.
Сама Лека не чувствовала потребности в половой жизни довольно долго – сеансы общения с "рубинчиком" разряжали ее не хуже любого мужчины. Сперва они происходили каждый день, но затем Демид объявил, что ее потребность к наркотикам снята, и теперь ей надо отучаться от самого рубина. Сеансы проходили все реже. Лека уже совершенно не чувствовала тяги к наркотикам, ей даже думать было противно об идиотском пороке. К магическому камню тянуло ее теперь по новой, не менее веской причине: Лека чувствовала, что в ней накапливается сексуальная энергия, не находящая выхода. Она отдала бы полжизни за десять минут настоящей физической близости с Демидом (и только с ним!). Она часто ловила себя на том, что представляет обнаженное тело Демида, видит, как его руки скользят по ее телу, как она, выгнувшись в истоме, подается к нему… Лека просыпалась вся мокрая и с завистью смотрела на Демида, который посапывал, повернувшись к ней спиной. Он так хорошо мог контролировать свои чувства…
Лека не решалась сказать об этом Демиду. Боялась, что он также может не удержаться, и их физическая близость нарушит шаткое душевное равновесие Демида.
Она усиленно тренировалась – это хоть немного, но помогало. Сильной стала, как лошадь. И походка изменилась. Обычная медленная ходьба казалась слишком скучным занятием, теперь Лека летала, как на крыльях. Демид перестал удерживать ее дома, она посетила многих своих бывших друзей, и была поражена, какие интересные люди окружали ее до того, как она начала "колоться". Все отмечали, как хорошо она выглядит, но она понимала, что внешние изменения – не главное. Лека чувствовала, что внутренние качества, заложенные в ней с детства, раскрываются, изменяя ее восприятие мира, поступки, мысли и побуждения. Она обнаружила, что всю жизнь пребывала в спящем состоянии и только теперь начала пробуждаться. Порой ей становилось страшно – она не узнавала себя в этой новой, сильной и столь уверенной в себе девушке. Немного огорчало лишь то, что люди стали относиться к ней менее открыто, несмотря на внешнюю привлекательность. Видимо, изменилась ее аура, некие невидимые импульсы, которые подсознательно воспринимаются каждым человеком. Лека стала настоящим бойцом, а ведь не каждый любит общаться с человеком, намного превосходящим его по силе духа, тем более, если этот человек – милая девушка.
А со Свином она поквиталась. Он подкараулил ее, когда она уходила от подруги – ждал около подъезда. За то время, пока Лека не видела Свина, он стал еще тошнотворнее. Перегородил своим пузом половину тротуара. Да и пьян был к тому же – разило от него, как из пивной бочки. В простом народе такие люди часто считаются здоровяками. По наблюдениям же Леки, по-настоящему сильными являются люди худые, жилистые. А в этом борове на каждую мышцу приходилось по полпуда висячего жира. И по полпуда тупой уверенности в своей силе, неотразимости и превосходстве над такими жалкими существами как Лека. Никто не болтал так много и цинично о бабах, как этот потный толстяк. По его словам, девки бегали за ним толпами, царапали из-за него друг другу физиономии и вообще не давали спокойно жить.