Бессмертный
Шрифт:
— Меня зовут доктор Шрайт, — представился психиатр (а это не мог быть никто иной) и сел с противоположной стороны стола. — Могу я обращаться к вам «Миранда»?
— Нет.
Мохнатые седые брови доктора поползли куда-то на лоб. Такого ответа он не ожидал.
— Хм. Что ж… Тогда как мне к вам обращаться? Лейтенант?
— Морган, просто Морган.
— Хм, — повторно хмыкнул Шрайт и что-то записал в планшете, который принес с собой. — Хорошо, Морган, расскажите мне, что вы почувствовали, когда просмотрели
— Ничего, — я смотрела не него в упор.
Доктор моргнул.
— Совсем ничего? — его тон приобрел те оттенки, которые обычно появляются в разговоре с умственно отсталыми или совсем маленькими детьми.
— Я же сказала, ничего, — повторила я.
— Ладно, — Шрайт еще что-то записал. — И вам не было больно?
Больно? Определенно, нет. Кажется, со смертью Александра я уже испытала всю боль, на которую была способна.
Я покачала головой.
— Нет.
— Вам не захотелось плакать?
— Я не умею плакать.
По взгляду врача я поняла, что он решил, что я то ли шучу, то ли издеваюсь, но посвящать его в свои детские проблемы со слезами я не собиралась.
— Хорошо, — продолжил доктор Шрайт. — О чем вы думали, когда уничтожили город Эйдон?
Я по-прежнему смотрела ему прямо в глаза, не моргая.
— Ни о чем. Я была не способна думать.
— Из-за медикаментов, действию которых вы подверглись?
— Должно быть.
— Или из-за чувства потери? — допытывался Шрайт.
Да что ты знаешь о моих потерях?
— Возможно.
— Мы опросили экипаж «Прометея», а также провели осмотр личной каюты капитана Тайлера. Там найдена ваша ДНК, ваши отпечатки пальцев… Продолжать?
Я мотнула головой:
— Не стоит.
Я почувствовала прилив злости. Они обыскивали его каюту, перебирали личные вещи…
— Это правда, что вы состояли в близких отношениях с капитаном Тайлером?
Он ведь все прекрасно понял.
— Да.
— И вы знали, что воинский устав запрещает подобные отношения?
— Знала.
— И, тем не менее, это вас не остановило?
Ярость уже просто клокотала внутри.
— Нет.
Врач снова принялся записывать.
— У вас были отношения с другими вашими командирами?
Тон деловой, спокойный, а я, кажется, поняла, что означает, когда глаза наливаются кровью. Меня затрясло.
— Я похожа на портовую шлюху? — прошипела я.
— Не надо так радикально, — попросил доктор.
Не надо так бессердечно!
— Мои личные отношения вас не касаются! Пишите свой диагноз, объявите меня дееспособной и отправьте под суд!
— Не кричите.
— Идите к черту, — с чувством сказала я, дернула наручники, черт, из-за них я даже не могу встать, чтобы закончить этот бессмысленный разговор!
Доктор никак не отреагировал на мои эмоции.
— Вы не ответили, —
Я снова с силой дернула наручники, хотя и понимала бессмысленность такого действия.
— Убирайтесь к черту, я не буду с вами разговаривать, — прорычала я.
— Успокойтесь.
— Знаете, доктор, — мой голос напоминал шипение, я подалась вперед, склонившись над столом, чтобы быть к психиатру ближе, — я обученный солдат, это, — я грохнула наручниками по столу, — не помешает мне подпрыгнуть и сломать вам шею ногами. Мне даже не понадобятся руки, а вы и пикнуть не успеете.
Шрайт побледнел и шарахнулся от меня. Так-то лучше.
— Вы угрожаете должностному лицу, — только его голос больше не был таким спокойным и уверенным, как раньше.
Я рассмеялась ему в лицо.
— А вы злите женщину, которая взорвала сто сорок тысяч человек только потому, что ей этого захотелось!
Шрайт поспешил к двери и постучал в нее кулаком.
— Успокоительного! Быстро!
— А давайте! — я уже по-настоящему истерически смеялась. — Именно под успокоительным я особенно люблю убивать… Нет! Оставьте меня!
Я начала брыкаться, когда двое крупных парня-военных встали по обе стороны от меня, а доктор потянулся к моей шее инъектором. Я таки выбила инъектор у врача из рук, а заодно заехала ему по коленной чашечке. Шрайт охнул и рухнул на пол. А я получила удар под дых и согнулась поплам.
— Держи ее, держи!
Меня все же обездвижили и вкололи успокоительное.
— Принесите еще, — уже краем ускользающего сознания услышала я распоряжение мерзкого доктора, успевшего подняться с пола. — Еще двойную дозу этой стерве!..
14
Тройная доза успокоительного, наверное, свалила бы даже лошадь. Я весила не так много, поэтому меня такое количество не просто свалило с ног, но еще и размазало по полу.
Я лежала на ледяном полу своей камеры и совершенно не помнила, как сюда попала. Я пыталась лежать на спине, но потолок так сильно кружился, что пришлось поменять положение и улечься набок.
Сердцу было тяжело справляться с таким количеством препарата, введенного в кровь, поэтому оно стучало, как сумасшедшее, а этот стук отдавался в ушах, словно барабанная дробь.
Я надеялась, что придет забвение, и эта круговерть и грохот на время прекратятся, но я не засыпала и не теряла сознание, просто лежала на полу, обхватив себя руками, стучала зубами от холода и тупо смотрела перед собой.
Иногда наступало просветление, и я понимала, кто я и где нахожусь, а потом оно отступало вновь, и я терялась в водовороте звуков и обрывков мыслей и образов, то и дело всплывающих в воспаленном мозгу.