Бессонница (др.перевод)

Кинг Стивен

– Ральф?

– Да? – Он пытался сосредоточиться на том, чтобы не «пересчитать» бамперы всех машин, припаркованных вдоль его пути. Он знал, что проходы достаточно широки, чтобы эти бамперы никак не мешали его движению – он понимал это умом, – но вот нутром чуял совсем другое. Каролина бы уже давно меня засмеяла, если бы увидела, как я тут рулю, подумал он со странной теплотой.

– Ты знаешь, что делаешь, или пытаешься действовать по наитию?

– Подожди минутку, я все-таки припаркую эту чертову машину.

Он проехал уже несколько свободных мест, где его старый «олдсмобил» поместился бы с запасом, но там было слишком мало места для маневров. На третьем

уровне он наконец нашел то, что искал: три места рядом (туда вполне поместился бы небольшой танк), и поставил «олдсмобил» в среднюю ячейку. Потом Ральф заглушил мотор и повернулся к Луизе. Где-то был слышен гул двигателей, но где именно были эти машины, определить было сложно – из-за эха. Ядовито-оранжевый свет – ровное, всепроникающее мерцание, обычное для общественных многоуровневых гаражей – лежал на их лицах тонким слоем токсической краски. Луиза, не мигая, смотрела на него. Он видел у нее на лице следы слез, но сами глаза были спокойными и уверенными. Он был потрясен тем, как она изменилась с утра, когда он нашел ее на скамейке в парке, заплаканную и несчастную. Луиза, подумал он, если бы твой сын и твоя невестка увидели бы тебя сегодня вечером, они убежали бы без оглядки, вопя во всю глотку. Не потому, что ты страшная… а потому, что той женщины, которую они хотели сдать в дом престарелых, ее больше нет.

– Ну? – спросила она, улыбнувшись одними глазами. – Ты что-нибудь скажешь или мы так и будем сидеть и таращиться друг на друга?

Ральф, который обычно был осмотрительным человеком и всегда тщательно подбирал слова, прежде чем что-то сказать, в этот раз брякнул первое, что пришло ему в голову:

– Знаешь, чего мне действительно хочется? Съесть тебя, как мороженое.

Она опять улыбнулась, на этот раз – по-настоящему.

– Может быть, позже мы с тобой проверим, как сильно ты любишь мороженое, Ральф. А сейчас просто скажи, зачем мы сюда приехали. И не говори мне, что ты не знаешь, потому что я все равно не поверю.

Ральф закрыл глаза, сделал глубокий вдох и снова открыл глаза.

– Мне кажется, что здесь мы найдем тех двоих лысых ребят, которые выходили из дома Мэй Лочер. Если кто-то и может объяснить, что тут происходит, то только они.

– А почему ты решил, что мы их найдем именно здесь?

– Потому что у них тут работа… два человека, Джимми Ви и друг Билла, они умирают, в соседних палатах. Мне надо было догадаться, кто такие эти лысые ребята – точнее, что они делают, – в ту же минуту, когда я увидел, как Мэй вывозят на каталке из дома, с лицом, накрытым простыней. И я бы, наверное, догадался, не будь я таким измотанным и усталым. Одних ножниц вполне бы хватило. Я думал об этом весь сегодняшний вечер, но понял только тогда, когда услышал, что сказала племянница мистера Полхерста.

– И что же она сказала?

– Что смерть очень глупая. Что акушерка, которая перерезала бы пуповину так медленно, была бы тут же уволена за профнепригодность. И тогда я подумал о древнем мифе, который прочел еще школьником. Я тогда бредил героями Трои, древнегреческими богами и богинями. Миф о трех сестрах… как-то они назывались, не помню. Сестры судьбы… но было еще и греческое название. И даже не спрашивай. Я все равно не вспомню. Я поворотники-то забываю включать… В общем, как бы там ни было, эти сестры отвечали за течение человеческой жизни. Одна из них пряла нить, другая решала, какой она будет длины… ну как, Луиза, что-то знакомое в этом есть?

– Разумеется! Веревочки над головами!

Ральф кивнул.

– Да. Веревочки. Я не помню имен

двух первых сестер, но имя третьей я почему-то запомнил. Атропос. И, если верить легенде, она обрезала нити человеческих жизней, которые пряли и отмеряли две другие сестры. Она была очень суровой. Ее бесполезно было умолять, ее нельзя было разжалобить. Когда она решала, что пришло время резать нить, она ее резала.

Луиза кивнула.

– Да, я помню эту легенду. Я не знаю, может быть, я ее где-то читала или кто-то рассказывал… еще в детстве. И ты считаешь, что это правда, да, Ральф? Только у нас тут Лысые Братья вместо Сестер Судьбы.

– И да, и нет. Насколько я помню легенду, там все три сестры были на одной стороне… играли в команде, если можно так выразиться. Похожее ощущение возникло у меня, когда я увидел тех двух парней, что вышли из дома Мэй Лочер: что они долгое время работают вместе и уважают друг друга. Но третий парень, которого мы с тобой видели сегодня, на них не похож. Мне кажется, что третий доктор – просто мерзавец и негодяй.

Луиза передернула плечами, и этот манерный жест сейчас смотрелся вполне естественно.

– Это точно, мерзавец и негодяй. Я его ненавижу.

– И я тебя понимаю.

Он потянулся к дверной ручке, но Луиза остановила его.

– Я видела, что он сделал.

Ральф обернулся так резко, что у него хрустнули шейные позвонки. Он уже знал, что она сейчас скажет.

– Он залез в карман того человека, который сбил Розали, – сказала Луиза. – Когда он встал на колени, этот лысый залез к нему в карман и вытащил расческу. И шляпа, шляпа, которую он носит… по-моему, я ее узнала.

Ральф смотрел на нее, очень надеясь, что на этом ее воспоминания о Докторе номер три себя исчерпают.

– Эта вещь – шляпа Билла, да? Его знаменитая панама.

Ральф кивнул.

– Да.

Луиза закрыла глаза.

– Господи Боже.

– Ну что, Луиза? Пойдешь со мной или здесь подождешь, в машине?

– Пойду. – Она открыла дверцу со своей стороны и поставила ногу на бетонный пол стоянки. – Но давай пойдем прямо сейчас, потому что я уже начинаю нервничать.

– Прекрасно тебя понимаю, – сказал Ральф Робертс.

3

Когда они подошли к главному входу в больницу Дерри, Ральф наклонился к Луизе и прошептал:

– Ты тоже видишь?

– Да. – Ее глаза широко распахнулись. – О Господи, да. И на этот раз как-то особенно сильно, правда?

Когда они попали в поле луча камеры электронного слежения и автоматические двери разъехались перед ними, поверхность привычного мира как бы вдруг отогнулась, приоткрыв другой мир – тот, который искрился невидимыми цветами и красками, изгибался замысловатыми линиями. На стене вестибюля, на фоне большого панно, изображавшего Дерри в начале века, разбегались темно-коричневые силуэты в форме стрел. Когда они соприкасались друг с другом, они на мгновение вспыхивали темно-зеленым светом и меняли направление. Яркая серебристая воронка, похожая не то на игрушечное торнадо, не то на водоворот, поднималась по лестнице, что вела на второй этаж. Ее верхний, широкий край покачивался взад-вперед, как будто воронка шагала размеренными шагами, словно один из одушевленных героев-вещей из диснеевских мультиков, и Ральфу она показалась даже дружелюбной. Двое мужчин быстро поднялись по лестнице, и один из них прошел прямо сквозь эту серебристую воронку. Он что-то увлеченно рассказывал своему спутнику, но, когда он вышел с другой стороны воронки, Ральф заметил, как он безотчетно провел рукой по волосам… хотя из его аккуратной прически не выбилось ни пряди.