Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
– …чем раньше.
– А? – Ральф снова сосредоточил внимание на Фэе, что далось ему не без усилий.
– Я сказал, что ты, наверное, снова нормально спишь, потому что выглядишь куда лучше, чем раньше, Ральфи. Правда, со слухом проблемы начались.
– Да, наверное. – Ральф попытался улыбнуться. – Я, пожалуй, пойду чего-нибудь съем. Пойдем вместе, Фэй? Я угощаю.
– Спасибо, но я только что из «Кофейника», – сказал Фэй. – И теперь, если честно, вся эта жратва болтается у меня в желудке, как кусок свинца. Господи, Ральф, этот старый пердун плакал, ты видел?
– Да, но я бы на твоем месте
– Да, наверное. – Фэй благодарно улыбнулся Ральфу. – В любом случае спасибо, что ты остановил меня прежде, чем я наделал еще больше глупостей. Ты же знаешь, на меня иногда находит. В общем, спасибо тебе.
«Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь был рядом, когда нашло на нас с Биллом», – подумал Ральф. А вслух он сказал:
– Да не за что. Пожалуй, это мне надо поблагодарить тебя. Я внесу этот случай в свое резюме, когда соберусь поступать на работу в администрацию ООН.
Фэй засмеялся и хлопнул Ральфа по плечу:
– Да, господин Генеральный секретарь! Миротворец номер один! У тебя получилось бы, Ральф, это точно.
– Да не вопрос. Береги себя, Фэй.
Ральф уже повернулся, чтобы уйти, но Фэй дотронулся до его руки:
– Ты еще не передумал насчет поучаствовать в турнире на той неделе?
Почти минуту Ральф мучительно соображал, о чем Фэй вообще говорит, хотя предстоящий шахматный турнир был главной темой для разговоров у бывшего плотника и краснодеревщика чуть ли не с конца лета. С тех пор как закончилась его «настоящая жизнь» – то есть начиная с 84-го года, – Фэй каждый год организовывал среди стариков, собиравшихся на площадке для пикников, любительский шахматный турнир. Все было очень серьезно. Был даже главный приз – огромная хромированная тарелка с выгравированными на ней короной и скипетром. Фэй, наверное, лучший игрок среди всех старперов, и не только с Харрис-авеню (а вообще во всей западной части города), выигрывал этот приз шесть раз из тех девяти, когда проводился турнир; и у Ральфа было подозрение, что оставшиеся три раза он просто поддался, чтобы у остальных не угас интерес к этому мероприятию. Но этой осенью Ральф совершенно не думал о шахматах – у него и без того было о чем подумать.
– Нет, конечно, не передумал, – ответил он. – Я обязательно буду играть.
Фэй улыбнулся.
– Хорошо. Вообще-то турнир должен был состояться еще в прошлые выходные – если по расписанию, – но я думал отложить его на недельку, чтобы Джимми Ви тоже смог поучаствовать. Но его так и не выписали из больницы, а я не могу откладывать турнир и дальше, потому что скоро станет уже совсем холодно, чтобы играть на улице, и придется нам заканчивать турнир в парикмахерской Спрэйга, как это было в 90-м году.
– А что с Джимми Ви?
– Снова рак. Обострение. – Фэй помолчал и добавил, понизив голос: – И мне кажется, что на этот раз у него нет уже никаких шансов выкарабкаться.
Когда Ральф это услышал, ему стало горько и больно. Они с Джимми Вандермайером очень хорошо знали друг друга. Они познакомились
Они делились друг с другом неинтересными маленькими секретами людей, мотающихся по стране. Джимми рассказал Ральфу об одной шлюхе, которая украла его кошелек. Потом пришлось врать жене, что его ограбил автостопщик. А Ральф, в свою очередь, поведал Джимми свой секрет: когда ему было сорок три, он подсел на гидрат терпина, потом долго и мучительно пытался избавиться от этой чуть ли не наркотической зависимости, и ему это все-таки удалось. Каролина так никогда и не узнала о его ненормальном пристрастии к сиропу от кашля, как и жена Джимми – об истинной судьбе пропавшего кошелька.
Много маршрутов и много дорог; много спущенных шин, много шуток о бродяге-коммивояжере и прекрасной фермерской дочке, много задушевных бесед за полночь, которые иной раз затягивались до утра. Иногда они говорили о Боге, иногда – об информационно-поисковых системах. Все-таки Джимми Ви был замечательным парнем. А потом Ральф получил работу в типографии, осел на месте, и они перестали общаться. И снова увиделись только здесь, на площадке для пикников, и еще в нескольких местах, где обычно собирались старперы с Харрис-авеню: в библиотеке, в бильярдной, в задней комнате парикмахерской Даффи Спрэйга и еще в четырех или пяти местах. И когда – это было вскоре после смерти Каролины – Джимми обмолвился, что у него обнаружили начальную стадию рака легких, Ральфу сразу же вспомнился тот веселый мужик, который без умолку говорил о рыбалке или о бейсболе, непрестанно дымя своим «Кэмелом».
Мне повезло, сказал он тогда. Мне и Герцогу, нам везет. Приступ быстро прошел, и врачи сказали, что это еще не фатально.
Мне повезло. Но это везение, видимо, было недолгим.
– О Боже. – Ральф сразу же сник. – Мне очень жаль, что все вот так вот…
– Он уже три недели в больнице, – сказал Фэй. – Его облучают и колят какую-то отраву, которая по идее должна убить рак, но мне кажется, что в итоге она убьет самого Джимми. Странно, что ты ничего не знаешь, Ральф.
Ну да, тебе странно, а мне уже нет. Бессонница, сэр… все забывается, все куда-то исчезает. Сегодня – последний пакетик с супом, завтра – ощущение времени, послезавтра – старые друзья.
Фэй покачал головой.
– Этот проклятый рак. Если подумать, то это действительно страшно. Сначала все вроде нормально, а потом – бац и все.
Ральф кивнул, думая о Каролине.
– А ты, случайно, не знаешь, в какой палате лежит Джимми? Может быть, я его навещу.
– Совершенно случайно знаю. В 315-й. Не забудешь?
Ральф усмехнулся:
– Ну, до вечера не забуду, а потом запишу.
– Ты навести его, если сможешь… конечно, они его там накачали всякой дрянью, но он вполне осознает, кто к нему приходит, и я уверен, что он будет рад тебя видеть. Он мне как-то рассказывал, как вы с ним зажигали. Вы ведь были друзьями.