Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
– Ну… – сказал Ральф. – Просто двое мужиков на трассе, вот и все. А когда мы бросали монетку, кому расплачиваться в кафешке, Джимми всегда выбирал орла. – Внезапно он понял, что сейчас заплачет.
– Грустно все это, да? – спросил Фэй.
– Ага.
– Ну, тогда обязательно навести его. Он будет рад. И тебе тоже, может быть, полегчает. И не забудь про шахматный турнир! – Фэй расправил плечи и попытался придать себе вид бодрого и веселого мужчины в самом расцвете сил. – Если ты не будешь играть, у меня вся сетка сломается.
– Я
– Да-да, я знаю. – Фэй сжал руку в кулак и несильно ударил Ральфа по плечу. – Да, и еще раз спасибо, что ты остановил меня прежде, чем я наделал глупостей, о которых потом пришлось бы пожалеть.
– Да не за что. Я же у нас Миротворец номер один. – Ральф уже сделал пару шагов в направлении дорожки, ведущей к шоссе, но потом обернулся: – Видишь вон ту служебную дорогу? Ту, что ведет к шоссе от административного корпуса? – Он показал рукой. От частного терминала как раз отъезжал грузовик с едой, и блики света у него на капоте слепили глаза. Грузовик остановился перед воротами, в зоне видимости системы электронного слежения. Ворота медленно поползли вверх.
– Ну да, разумеется, вижу, – сказал Фэй несколько удивленно.
– Прошлым летом я видел, как по этой дороге ехал Эд Дипно. А это значит, что у него была карточка, открывающая ворота снаружи. Не знаешь, откуда она у него могла взяться?
– Ты про этого парня из «Друзей жизни»? Который ученый из лаборатории и который как раз прошлым летом провел исследование, как правильно избивать жену?
Ральф кивнул.
– Да. Только я имею в виду лето 92-го года. У него был старый коричневый «датсун».
Фэй рассмеялся.
– Да я их не различаю, автомобили. По мне, что «датсун», что «тойота», что «хонда» – одна хренотень. Я перестал различать машины еще тогда, когда «шевроле» сменили логотип. Но зато я могу сказать, кто в основном пользуется этой дорогой: поставщики провизии, механики, пилоты, члены экипажей и диспетчеры. Если какие-то пассажиры часто летают, им, наверное, тоже выдают карточки. Ученые… гм… если только те, кто работает на тестировании самолетов. Он как-то связан с тестированием самолетов?
– Нет, он химик. До недавнего времени работал в Лаборатории Хоукинса.
– Игрался с белыми крысками, да? Ну, по моим сведениям, в аэропорту никаких крысок нет… но я тут подумал и, кажется, понял, кто еще может пользоваться этим выездом.
– Да? И кто же?
Фэй показал на сборный ангар с жестяной крышей, который располагался ярдах в семидесяти от гражданского терминала.
– Видишь то здание? Это Центр полетов.
– Какой еще Центр полетов?
– Летная школа, – пояснил Фэй. – Здесь людей учат летать.
Ральф шел назад к дому по Харрис-авеню, засунув руки в карманы и низко опустив голову. Он видел только трещины в асфальте и собственные ботинки. Он думал об Эде Дипно… и о Летной школе
Он как раз проходил мимо скромной двойной витрины, за которой с одной стороны находилась контора Джорджа Лифорда, а с другой – ювелирный салон Мэритайм (МЫ ПОКУПАЕМ ВАШЕ СТАРОЕ ЗОЛОТО ПО САМЫМ ВЫСОКИМ ЦЕНАМ), когда его отвлек от размышлений собачий лай, хриплый и сдавленный. Ральф поднял глаза и увидел Розали, которая сидела на тротуаре прямо у входа в Строуфорд-парк. Она часто и тяжело дышала; из пасти капала слюна, образуя на асфальте маленькую лужицу. Шерсть слиплась темными клочьями, как будто бы Розали долго бежала, а выцветшая синяя бандана на шее дрожала, как и собака. Когда Ральф посмотрел на нее, Розали гавкнула еще раз, то есть даже не гавкнула, а тихонечко заскулила.
Он посмотрел на ту сторону улицы, чтобы выяснить, на кого она лаяла, но увидел лишь прачечную-атомат «Баффи-Баффи». Внутри были какие-то женщины, которые бродили по залу туда-сюда, но Ральф понимал, что на них Розали лаять не станет. А на улице не было никого.
Ральф снова взглянул на собаку и только теперь заметил, что Розали не просто сидит на тротуаре, она припала к земле… и съежилась. И вид у нее был испуганным и каким-то жалким.
До этой минуты Ральф не задумывался о том, насколько схож язык телодвижений у собак и людей: они улыбаются, когда счастливы, опускают голову, когда им стыдно, когда они чем-то встревожены, у них в глазах ясно читается беспокойство. И у собак, как и у людей, сильный страх отражается в каждом движении.
Он еще раз посмотрел через улицу – туда, куда, как ему показалось, был устремлен взгляд Розали, – но опять не увидел ничего необычного, кроме прачечной и совершенно пустынной улицы. Потом ему почему-то вспомнилась Натали, которая пробовала схватить серо-синие линии, исходящие от его пальцев, когда он протянул руку, чтобы вытереть молоко у нее со щеки. Любому нормальному человеку показалось бы, что она хватает пустоту, маленькие дети часто так делают… но Ральф был уже не совсем нормальным.
Потому что он видел.
Розали опять заскулила, и этот жалобный звук напомнил Ральфу скрип несмазанных дверных петель.
Раньше это случалось само по себе… но, может быть, я могу вызвать эти видения по собственному желанию. Может быть, я сумею заставить себя увидеть…
Увидеть – что?
Ну, разумеется, ауры. И еще, может быть, то, что сейчас явно видела Розали.
(три-шесть-девять-сто-одно)
Может, он тоже сможет это увидеть. Ральф уже догадался,