Бессонница
Шрифт:
– Это просто хамство, что тебя сунули в эту голубятню, - сказал он заранее заготовленную фразу, на голубятню он даже не взглянул. - Бери свой чемодан и идем.
– Куда? - спросил я как можно безмятежнее.
– Ко мне. Номер двойной, места хватит. К тому же ванна. У тебя есть ванна? - Он дернул дверь в туалетную каморку и разъярился: - Вот видишь, даже стульчака нет. Собирайся.
– Спасибо, Паша, - сказал я. - Я к твоим услугам в любой момент, но жить я люблю один.
Успенский несколько опешил.
– Ну как хочешь. Тогда подожди раскладываться, я заставлю их дать тебе другой номер.
– Мне не
– Почему? - вскинулся Паша.
– Потому что мне нравится этот.
Паша посмотрел на меня недоверчиво.
– Зачем ты мне врешь?
– Нисколько. Здесь я как дома. И наверняка у тебя нет такого вида из окошка.
Паша подошел, выглянул.
– Вид у тебя действительно лучше. Зато в моем номере останавливался мсье Анри Айнэ.
– Кто?
– Эх ты, француз! Генрих Гейне. Так сказал хозяин. Может, и не врет. Есть табличка. Черт с тобой, оставайся. Но ты меня все-таки не бросай. - Это прозвучало почти жалобно. - Я понимаю, у тебя как у уроженца города Парижа в этом городе свои интересы. Поедешь - возьми меня с собой.
– Тебе-то зачем мотаться?
– Из чувства братской солидарности. А могу и пригодиться. Завтра после заседания разыщем могилу твоей матушки и дом, на котором когда-нибудь будет доска - иси этз нэ селебр саван рюсс экс-женераль Юдинь...
Шутка повисла в воздухе - я молчал. Паша посмотрел на меня с любопытством.
– Что с тобой? А ну - начистоту.
Я еще немного помолчал. И вдруг мне стало смешно.
– Как здоровье мсье Барски? - спросил я в упор.
Паша запнулся только на секунду - из-за непривычного ударения. Соображал он быстро. Сообразив, захохотал.
– Заболела теща. Отказался, затем позвонил, что согласен. Но я подумал о тебе - и не принял жертвы.
Я промолчал. Паша посмотрел на часы.
– У тебя есть четверть часа. Ровно через двадцать минут за нами заедет один занятный тип и повезет нас завтракать в самое что ни на есть капище Молоха. Зайдешь за мной?
– Хорошо, я спущусь в вестибюль.
– Как хочешь. Только не опаздывай. Ты же видел, что здесь творится машине не подойти.
После ухода Паши я задумался. Не слишком ли быстро я оттаял? Но встреча в капище Молоха могла быть только деловой, а от участия в деловых встречах я считал себя не вправе уклоняться. Оставалось решить вопрос об одежде. Я выбрал темно-синюю пару, белую рубашку и одноцветный галстук - корректный и непритязательный костюм переводчика.
Успенский не зря просил быть точным, маленький вишневый "ягуар" так и не пробился к подъезду, и мы залезли в него чуть ли не на ходу. Сидевший за рулем седой и морщинистый человек в возрасте, который современная геронтология любезно трактует как второй пожилой, улыбнулся нам, обнажив два ряда зубов слишком белых, чтоб быть настоящими. После первых приветствий я понял, что переводить мне не придется, человек говорил по-русски свободно и даже без акцента, точнее сказать, без какого-либо определенного акцента. На перекрестке он обернулся, чтоб пожать мне руку, и пробормотал: Вагнер. Успенский пояснил: Дэниэл Вагнер, город Акрон, штат Огайо. Медицинское оборудование.
Ехать пришлось, включая стоянки перед светофорами, не больше пяти минут, капище помещалось неподалеку от нашего отеля, на широкой и малолюдной улице в районе Елисейских полей. Здесь не было пестроты и сутолоки парижских улиц,
______________
* Русские ученые с мировым именем.
– Чистая формальность. В клубе идет большая игра, и полиция требует...
На зеркально глянцевой доске барьера стояла тяжелая бронзовая пепельница с эмблемой клуба и разбросано несколько плоских коробков со спичками и голубых авторучек. Я взял одну, чтобы заполнить бланки, ручка была отличная, не шариковая, а нейлоновая, оставлявшая на бумаге тонкий влажно-блестящий след. Занятый своим делом, я все время ощущал на себе пристальный взгляд остролицего, и меня это немножко сердило - неужели этот тип думает, что я способен сунуть ручку в карман? Заполненные карточки я нарочно возвратил вместе с ручкой. Остролицый сделал отстраняющий жест:
– Oh non, monsieur, c'est notre souvenir*.
______________
* О нет, сударь, это наш сувенир.
Он взглянул на карточку, затем опять на меня, как бы сверяя текст с оригиналом. Чувствовалось, что глаз у него наметанный.
– Приехали изучать контрасты капитализма?
Это было сказано по-русски. Негромко и очень чисто. К тону было невозможно придраться. Если и ирония, то самая невинная, только по отношению к затасканному обороту. Любезнейшая улыбка.
Я прикинул: судя по речи, вряд ли потомок довоенных эмигрантов. Моложе меня, но вполне мог воевать. Весь вопрос - на чьей стороне. Русский? Поляк? Скорее всего фольксдойч.
– Oh nein, mein Herr, - сказал я, улыбаясь еще любезнее. - Ich war in Krieg und ging bis Berlin*. Контрастами я сыт по горло.
______________
* О нет, сударь. Я был на войне и дошел до Берлина (нем.).
Мне удалось на секунду загасить его хорошо отработанную улыбку. Взгляд стал жестким. Но дрессировка взяла верх, и улыбка вновь засияла.
– J'espere, monsieur, que votre sejour chez nous sera utile et agreable*, - говорит он.
______________
* Надеюсь, вы проведете время у нас с пользой и удовольствием.