Бессонница
Шрифт:
Внезапно становится так обидно.
«Это несправедливо!» – Злая мысль.
Обычно фразы мелькают и проходят, а это утверждение всё повторяется и повторяется в голове.
«Несправедливо! Несправедливо! Несправедливо!»
Ритмично, как марш, звучит мой голос. Неясно, что конкретно несправедливо: то, что я одна в темноте, или пробитый затылок, или раздражающий запах плесени. Или то, что я не знаю, что делать дальше. Мотивация идти вдоль стен испарилась в тот момент, когда я нащупала дверь. Есть ли смысл двигаться вперёд, если, кроме стен, можно найти нечто другое? Неизвестное, опасное или (и это намного больнее) нечто, что подарит очередную бессмысленную
«Остаётся забиться в угол или вернуться к матрацу и плакать, пока кто-нибудь не придёт меня спасти… Можно, конечно, двинуться дальше и пройти оставшиеся десять шагов, попытаться найти нечто более полезное. Но это так нелогично и больно, да ведь?»
Сработало! Апатичная злость, которую я испытывала раньше, превращается в мотивационный рычаг. Я вновь нащупываю ручку и двигаюсь на один шаг вперёд. Остаётся девять шагов. Восемь. Под ладонями вновь оказывается каменная стена. И тут я, наконец, перестаю контролировать свои окоченевшие от холода ноги. Это происходит так неожиданно, что я пытаюсь ухватиться ногтями за стену, ручку, хотя бы за воздух, лишь бы удержаться и не упасть. Мне удаётся, но всего на мгновение. Щелчок – и неописуемая боль поглощает мысли окончательно.
Если привыкнуть к абсолютной тьме и принять её, резкий свет может убить. Когда выходите из своей темноты, делайте это медленно и аккуратно!
Я корчусь, лёжа на животе и упираясь лбом в пол. Перед закрытыми глазами мелькают белые точки, ручейком текут слёзы. Вдохнуть не получается – от боли лёгкие словно окаменели. Кажется, что рана на затылке разошлась настолько сильно, что теперь вся моя голова стала одной сплошной трещиной! Руки трясутся, ноги тоже. Свернувшись в клубок на полу, я вся дрожу и не могу остановиться. Так я и умру…
Я уверена, что умираю. Надеюсь на это. Потому что сейчас только смерть может успокоить мою боль. Только смерть может дать объяснение тому, почему вокруг светло. Я впервые верю в загробный мир. И он ужасен.
Как только удаётся вздохнуть, я кричу. Мне уже не страшно, просто мучительно больно. Яркие вспышки света мелькают перед глазами, и мне чудятся кадры незнакомой истории: безлюдная деревенская заправка, простенькая автомастерская; мне меняют сдувшееся колесо; солнце слепит глаза, а я говорю с родителями и обещаю им отфотографировать бабушкину дачу от крыльца до крыши; пока я объясняю, почему задержусь, ко мне медленно катится грязное колесо, за которым идёт мастер. Воспоминания прерываются, и я вижу ослепляющий свет, он жжёт глаза. Чувствую боль. Кошмарную боль.
Когда тремор отступает, я разлепляю глаза. Веки опухли от рыданий. Я не могу сфокусировать взгляд. Всё вокруг видится огромным размытым пятном. Даже когда я переворачиваюсь и заваливаюсь на бок, вижу перед собой лишь неразличимые белые, серые и коричневые мушки. На языке привкус железа – падая, я прикусила нижнюю губу, теперь из неё вытекает слабая струйка крови. Капля падает на пол, и я смотрю туда. Пространство вокруг всё ещё в расфокусе, но тёмно-красную каплю крови, которая выделяется на сером грязном полу, видно чётко.
Когда загорается свет, иррациональные вопросы и предположения начинают исчезать. Смотреть по-прежнему больно, и голова не проходит, но с каждой минутой окружающий мир становится отчётливее. Посмотрев вперёд, я вижу дверь. Примерно такой я и представляла её минуты назад: литая железная дверь (такие делали в советские времена), небольшая круглая ручка, которую невозможно повернуть, и замочная скважина под ней. Только воображала я её без следов ржавчины. Рядом белеет выключатель, из которого к потолку
Меня настигает разочарование. В темноте получалось представить нечто гораздо более интересное и безумное, чем то, что сейчас оказалось передо мной. Странно, но неизвестность давала ощущение надежды. Сейчас я хочу вернуться обратно и не включать этот свет. Не знать, где сейчас нахожусь.
Я нахожусь в подвале. Проморгалась, и даже больная голова не мешает мне убедиться в этом: затхлый воздух, плесень на каменных стенах, могильный холод, отсутствие окон и плотная железная дверь. Детьми мы с друзьями частенько проводили тайные экспедиции в такие места. Заброшенных заводов рядом с небольшим городом было много. И все они выглядели однообразными, похожими друг на друга.
Глаза чешутся, но слёз так и нет. За это время я выплакала всё, что могла. Я почти не чувствую ног и рук, но до сих пор ощущаю боль. Только это доказывает, что я пока не мертва.
С трудом, но мне удаётся перекатиться на другой бок и осмотреться. Матрац, который раньше казался таким далёким, на самом деле находится всего в нескольких метрах от меня. Я даже вижу пружину, о которую поцарапалась. Но удивительнее другое: я могу дотянуться рукой до ножки ванны, которая стоит прямо передо мной. Кажется, что бортики нависают над самой головой. Грязная, пожелтевшая ванна здесь, в подвале, выглядит неожиданно и… инородно. Рядом лежит шланг – источник звука капель, который я слышала с самого пробуждения. Сейчас этот неприятный звук эхом отзывается у меня в мыслях.
«Кап. Кап. Кап. Кап. Тук. Тук. Тук. Тук», – словно маленьким молоточком отбивается ритм в голове.
«Может, это сон? Кошмарный сон. Всё слишком нереалистично, чтобы быть правдой!»
«Я надеюсь… очень…»
Едва я начинаю думать об этом, перед моим носом появляется таракан. Он выполз откуда-то из-под пола и уставился на меня. Я цепенею. Тараканы, эти ужасные паразиты мира, пугают меня больше всего на свете. Темнота, безработица, чума – всё это не идёт ни в какое сравнение с тараканами. При взгляде на них меня начинает тошнить, а всё тело покрывается испариной. Раньше, если я видела этих тварей, сразу же лезла куда-нибудь повыше и кричала, лишь бы они убрались. А сейчас один из них стоит передо мной, смотрит и дёргает мерзкими усиками из стороны в сторону. Я инстинктивно поднимаю руку и с силой ударяю по месту, где находится таракан. Болезненно, но это ощущение стало привычным за последнее время. Моя ладонь лежит на сливной решётке, которую я не заметила прежде. Именно под ней паскудный таракан быстро прячется от смерти.
Внезапно за спиной слышится шумный топот, а следом – металлическое лязганье. Мне уже наплевать. Всё вокруг вновь размытое, и глаза сами собой закрываются. Перед тем, как впасть в беспамятство, я слышу, как в замочной скважине последний раз проворачивается ключ, и противный скрежет открывающейся двери.
3
Глаза Кристины медленно приоткрылись, и она мгновенно прищурилась. Яркий луч, проникший в кабинет из окна напротив, подсвечивал её лицо, и оно казалось от этого художественно изящным. Гелиос – всевидящий бог Солнца – незаметно пробрался в комнату. Рассеянный дневной свет озарил её, и она будто стала просторнее. И безопаснее. Для Кристины, только что вернувшейся из своих тёмных воспоминаний, это оказалось приятной неожиданностью.