Бесстрастный
Шрифт:
Дождавшись, когда я сяду, Доменико опускается в кресло и сразу переходит к делу.
– Вы согласились остаться и помочь с ребенком. Чтобы гарантировать безопасность вам обоим, я должен найти его мать и расследовать случившееся. Пока я во всем не разобрался, будет лучше, если все, кто на меня работают, будут и дальше считать вас матерью мальчика.
Последняя фраза застает меня врасплох. Полагаю, Доменико не хочет рассказывать своим людям о пострадавшей женщине. Но… притворяться матерью ребенка?!
Мужчины терпеливо
– На несколько дней меня это устраивает, – отвечаю сдержанно.
Поднявшись, Доменико ведет меня по коридорам к выходу. Ничего не объясняя.
Орсон кряхтит, нехотя поднимается и следует за нами, попутно что-то набирая в телефоне.
У выхода Доменико останавливается.
– Как вас представить персоналу? – Не успеваю обдумать варианты, как он предлагает идеальный. – Мисс Томпсон вас устроит?
Самое то. Это имя ничем не выдаст тот факт, что забредшая в логово мафии девушка – жемчужина синдиката. Бывшая.
– Да, спасибо.
К тому моменту, как мы выходим на крыльцо, нас уже ждет толпа. Почти все мужчины. Почти все вооруженные.
Доменико выходит вперед, и разговоры затихают.
– Мисс Томпсон останется жить в доме. Мою женщину защищать тщательнее, чем меня. Вопросы есть?
О да, вопросов много. Те, кто думает, что только женщины сплетничают и любопытствуют, глубоко ошибаются. Мужчины страдают тем же.
«Босс, скажите, а Нико ваш сын?» «Сколько месяцев вашему сыну?» «Мисс Томпсон назвала сына в честь вас?» «Где они жили до этого?» «Вы женитесь на мисс Томпсон?» «Босс, вы знали, что у вас есть сын?» И так далее, и тому подобное…
Дождавшись, когда голоса затихнут, Доменико невозмутимо продолжает.
– Остальные вопросы, касающиеся Мисс Томпсон и ребенка, обсудим позже.
Все это, от начала до конца, сказано ровным и бесстрастным тоном. Не так сообщают о появлении ребенка, совсем не так. И про женщину свою так не говорят.
Да, разумеется, я заметила, что он назвал меня своей женщиной. И вздрогнула, и похолодела внутри. Но потом заставила себя успокоиться, ведь он сказал это, чтобы меня защищали. Большинство семей синдиката живут согласно старомодным традициям и правилам. Дети должны рождаться в браке, а не вне его. Всякое случается, конечно, и тогда женщина, родившая тебе ребенка, должна стать твоей женой. А до свадьбы называть ее своей женщиной логично.
Однако я здесь всего на несколько дней. Как он потом объяснит мое исчезновение и появление настоящей матери ребенка?
Наверное, поэтому он увернулся от вопросов.
Стою рядом с Доменико, удерживаю гордую осанку. Игнорирую любопытные взгляды, злые тоже. Многие считают меня искательницей наживы и надеются, что он выгонит меня пинком под зад.
– Ровно в одиннадцать будет подана машина. Детское автомобильное кресло уже установлено, –
Судя по спокойной реакции остальных, это его нормальное поведение. Типичная для него речь, тон, мимика. Вернее, отсутствие мимики.
Мне никто не улыбается. Кроме Орсона, конечно, но его улыбка не стоит ни гроша.
– Материнство тебе к лицу! – шепчет он и уходит вслед за боссом.
Без минуты одиннадцать мы с малышом выходим на крыльцо. Это не свидание, чтобы опаздывать. Доменико уже ждет в машине. Большой. Черной. С тонированными стеклами.
Водитель не смотрит в мою сторону. Полагаю, ему не разрешено. За нами едет вторая машина с охраной.
По дороге малыш весело гулит, с любопытством глазеет вокруг и пытается привлечь внимание Доменико. Тот задумчиво смотрит вперед, как будто забыл о нашем присутствии. Если он робот, то это многое объясняет.
В Корстон мы не едем, хотя там десятки клиник, а направляемся в небольшой пригород. Это неудивительно, Доменико решил не лезть в центр территории его отца. Мне тоже не положено здесь находиться, однако в данный момент я Ада Томпсон, и спросу с меня никакого.
В клинику мы заходим под прикрытием охраны, с черного входа. Доменико разговаривает с врачом наедине, потом они подходят к малышу. При виде врача, пожилого мужчины с буйной седой шевелюрой, тот впадает в истерику и намертво цепляется за меня, как будто от этого зависит его жизнь. Никто из нас не может его успокоить. Врач с трудом осматривает его у меня на руках, потом они с Доменико уходят.
Ребенок сразу затихает, кладет голову на мое плечо и жалобно всхлипывает.
Молодая медсестра приносит плюшевого медведя, играет с Нико, и он без слез и страха отправляется с ней на рентген. Значит, боится не всех медработников.
На враче не было белого халата, инструментов тоже не было. Он видит малыша впервые. На женщин и на молодых мужчин малыш реагирует нормально, а врач пожилой, с кудрявыми седыми волосами.
Это заставляет задуматься.
На обратном пути я не выдерживаю.
– Доменико, у меня много вопросов о вашей жизни, однако не стану их задавать. Чем меньше я знаю, тем лучше. Но я хотела бы знать заключение врача.
Он отвечает не сразу. Долго молчит, будто не слышит меня или не хочет слышать.
– Других повреждений не нашли, – отвечает наконец.
Впервые за последние дни я выдыхаю с облегчением, однако это не гасит мою ненависть к человеку, причинившему малышу боль.
С силой сжимаю зубы, перед глазами красная пелена. Горькая, горячая ненависть пенится на языке. Всю жизнь я презирала синдикат за насилие и жестокость, а теперь все во мне требует жестокого наказания для того, кто обидел малыша. Без суда и следствия.