Бесстрастный
Шрифт:
Наверное, это действует, потому что мне не страшно. А ведь, по идее, я должна быть в ужасе от собственного безрассудства. Вокруг так темно, что не видно земли. Босые ноги заледенели от холода. С усилием перекидываю ногу через перила и приземляюсь на следующем балконе. Не позволяя себе одуматься, повторяю трюк и оказываюсь перед балконной дверью хозяина дома.
Его спальня оформлена в воистину спартанском стиле. Никаких картин, украшений, покрывал или декоративных подушек. Огромная кровать с бельем грифельного цвета. На письменном столе закрытый планшет, на кресле
На полу ворсистый ковер.
Хозяина в спальне нет, однако дверь в ванную приоткрыта. Если он моется, то я окоченею на балконе, пока его дождусь.
Пробую балконную дверь, и, к моему удивлению, она открывается.
От холода стучат зубы. Если хозяин застанет меня в таком виде, то решит, что зубы стучат от страха. После секундного колебания кутаюсь в его пиджак и сажусь в кресло.
Слушаю шум воды.
Не представляю хозяина в душе. Не думаю о том, каким способом он заработал свои немалые мышцы, которые не скрывает пиджак. Не гадаю, что означают татуировки на его руках и на шее. Не задаюсь вопросом, где еще у него татуировки.
Именно обо всем этом я не думаю и уж совершенно точно не нюхаю его пиджак. А если и нюхаю, то только потому, что в академии нас учили разбираться в мужских парфюмах. Древесные и цитрусовые нотки смешиваются с запахом мужчины, и от этого аромата поджимаются пальчики на ногах.
В принципе, последний факт радует, потому что я уже всерьез думала, что отморозила эти самые пальчики.
Пытаюсь расслабиться и жду.
Жду.
– Я велел охране предоставить вам все, что нужно. Они что-то упустили? – раздается глубокий, хрипловатый голос из ванной.
Удивляться нечему. Хозяин дома, конечно же, знает, что я в его спальне. От таких, как он, не скроешься. Наверняка заметил меня на балконе, поэтому и ушел, не желая общаться. Однако не знал, насколько я упертая и безрассудная, поэтому не запер балкон. Нормальные люди заходят через обычную дверь, которая у него наверняка заперта.
Молодец, Ада, перехитрила его, счет один/ноль. Хотя… сейчас узнаем, в мою ли пользу.
Поднимаюсь и иду к ванной, но в последнюю секунду вспоминаю, что он моется, и останавливаюсь у двери.
– О нас с малышом позаботились, но… Единственное, что мне нужно, – это поговорить с вами. – Стараюсь, чтобы голос не дрожал. От холода, от чего же еще? – Прошу вас, уделите мне несколько минут!
– Вы позволите мне одеться, или это настолько срочно, что придется остаться голым?
Краснею, как девчонка, и заставляю себя отойти в сторону. Ноги еле двигаются. Убеждаю себя, что это из-за холода, а не потому, что присутствие этого мужчины словно намагничивает мое тело и держит его под контролем.
Сажусь обратно в кресло. Одевшись, хозяин дома подходит к встроенному в стену бару, и только тогда я поднимаю голову. На нем тренировочные брюки и белая футболка. Он босиком. С влажных волос стекают капли. На массивных предплечьях татуировки. Мне не привиделись его мышцы, здесь и вправду есть на что посмотреть. Я не особо падкая на смазливую мужскую внешность,
Одной рукой он может переломить меня надвое, однако меня поражают не столько его мышцы, сколько ощутимая сила его влияния.
Пока он разливает напитки, я не свожу с него глаз. Что-то в его лице кажется знакомым, но не могу уловить что. Он протягивает мне бокал, на дне которого плещется янтарная жидкость. Заставляю себя выпить одним глотком, долго кашляю, зато по телу расплывается столь необходимое тепло.
Мужчина выходит в гардеробную и через пару секунд возвращается с парой теплых носков. Взглядом показывает на мои ступни нездорового синеватого оттенка.
Послушно надеваю носки.
– Итак, вы завладели моим вниманием! – говорит он, прислоняясь к стене. – Что такого важного вы хотите сказать, что заставило вас рискнуть жизнью? Дважды.
Ну да, два балкона, два пируэта.
– Меня зовут Ада… Томпсон. Я здесь проездом… – Слово в слово повторяю свою историю. Все, что касается ребенка, – правда. Все, что касается меня, – нет.
Выражение лица хозяина не меняется, он ничем не выдает свои чувства в отношении ребенка. Или меня. Вообще ничего не выдает.
Когда я заканчиваю, он кивает.
– Орсон рассказал мне вашу версию событий.
Вашу версию.
Это плохо, очень плохо. Значит, они мне не верят.
От тепла и виски у меня горят щеки. Я сожалею, что выпила, хотя и немного. Для такого разговора необходимо быть полностью трезвой.
– Это единственнаяверсия событий. Вы наверняка знаете, почему та женщина к вам спешила. Вы… должны ей помочь. Пожалуйста! А малышу нужен врач. И надо узнать, кто его обидел, чтобы… наказать того человека.
Последние слова звучат яростно, кровожадно. Заставляю себя прикусить язык. Следует сосредоточиться на фактах, эмоции здесь неуместны.
– Наказать? – Хозяин дома приподнимает бровь.
Ну как тут сдержишь эмоции?
– Да. Накажите этого человека, пожалуйста.
Он кивает. Вроде обычное движение, но оно запечатлевается во мне обещанием. Внутри вдруг разливается спокойствие. Виновника накажут, я в этом уверена.
Эта уверенность дает мне смелость продолжить.
– Охранники заметили сходство между вами и ребенком и решили, что он ваш сын, а я мать, которая явилась шантажировать вас и требовать денег. Но вы прекрасно знаете, что мы с вами никогда… – Мои щеки полыхают факелами. От виски и тепла комнаты, других причин быть не может. Опускаю взгляд и откашливаюсь. – Мы с вами никогда не… заводили детей, так что вы знаете, что я здесь ни при чем. Незнакомка была ранена и боялась, что не добежит до вас, поэтому попросила меня помочь малышу. Вот и все, больше я ничего не знаю и знать не хочу. Будущее ребенка вы будете обсуждать с его матерью, а моя роль в этой истории завершена. – Напрягаюсь всем телом, переходя к главному. – Мне пора. Я ничего не знаю ни о вас, ни о ребенке и никому не расскажу о случившемся. Клянусь!