Бесстрастный
Шрифт:
Верить ли незнакомке, что там ему будет безопасно?
Придется разобраться на месте. Альтернатив все равно нет. Не брать же чужого ребенка с собой? К властям пути нет, они в кармане у синдиката, глава местной полиции негласно состоит в Совете. Они сразу задержат меня, отправят к отцу, да еще и распустят слухи о случившемся, и тогда отец с братом превратят мою жизнь в кромешный ад. Охране поселка показываться нельзя по той же причине, хотя у меня и есть на всякий случай приглашение от Нарии погостить на даче. Безымянное, на имя предъявителя.
Телефона в доме нет. Оставить ребенка здесь и позвонить в полицию из города? Нет, не могу. Что будет с малышом, если со мной что-то случится или полиция не приедет?
Не могу оставить маленькое чудо без присмотра.
Вздохнув, щекочу пухлую детскую щечку. Малыш только проснулся, смешно морщит нос и хмурится.
– Думаю, нам пора познакомиться. Я Ада, А-да. А тебя как зовут?
Ребенок сверлит меня оценивающим взглядом, потом широко раскрывает рот.
– А-да, – выдает уверенно.
– Да, меня зовут Ада, а тебя?
– А-да! А-да!
Понятно.
Малявочке не больше годика, и пахнет от него так, что о-го-го. Аж глаза слезятся.
Разворачиваю одеяло, оттуда выпадает несколько подгузников. Очень кстати! Устраиваю малыша на стиральной машине в ванной. Расстегиваю одежду, привожу его в порядок, надеваю чистый подгузник.
Пока забочусь о нем, замечаю такое… хоть плачь.
Да я и плачу.
Малыш чистый, довольный, весело гулит, а я корчусь от боли в душе. В глазах слезы, в горле сдавленный крик.
Нас обучали уходу за детьми, ведь это обязательные знания для идеальной жены. Даже если у моих детей будут няни, я должна знать, какие указания им давать и как правильно растить будущих главу или жемчужину синдиката.
Так вот, ни на одном из занятий не обсуждалось, что делать, когда ты скрываешься от всего мира, а тебе подкидывают малыша, у которого на ребрах отчетливо видны синюшные отпечатки пальцев. Если судить по размеру руки, то мужские. Как будто маленькое тельце сжимали изо всех сил, до синяков.
К горлу поднимается тошнота. Если за незнакомкой гонится тот, кто избил ее и обидел ребенка, то дело плохо. С таким поворотом событий мне не справиться.
Малыш хватает меня за палец и тащит его в рот. Ему весело, а мне страшно. За него, за себя. За раненую незнакомку. Одежда на ребенке брендовая, дорогая. Женщина выглядела ухоженной, обручальное кольцо с бриллиантом таких размеров, что было видно с веранды. Это, конечно, не гарантирует принадлежность к синдикату, однако подозрения вызывает. Вот и еще одна причина не обращаться к властям. Они вернут ребенка тому, кто его обидел, если тот является членом синдиката.
Вспоминаю, как, уходя, женщина воскликнула: «Нико!»
– Тебя зовут Нико, да? Привет, Нико! Ты хороший, умный мальчик…
Он фыркает, переворачивается и пытается сползти со стиральной машины. К счастью, непохоже, что он испытывает боль или неудобство. Других повреждений не видно,
И наказать. Беспощадно.
Расстелив чистое одеяло поверх ковра в гостиной, сажаю мальчонку и опускаюсь рядом. Сейчас мне и нос наружу высунуть страшно, а завтра придется отнести малыша на седьмой участок к нему. Кто «он» такой? Любовник незнакомки?
Воображение услужливо рисует цепь возможных событий.
Муж узнал, что ребенок от любовника, избил ее, и она сбежала?
Пыталась добраться до любовника, который живет на седьмом участке, а муж ее преследовал?
Поняла, что не добежит, поэтому доверила ребенка мне?
Надо успокоить фантазию, все равно мои догадки ничего не стоят. Однако все это очень некстати. Мне и со своими приключениями не справиться, а тут… ребенок.
Держась за диван, мальчишка поднимается на ноги и стоит, покачиваясь. Улыбается гордо.
– Нико, иди сюда!
Он хватает пульт от телевизора и беспорядочно нажимает на кнопки.
Что-то он не особо откликается на свое имя и не спешит идти на контакт.
– Малыш, ты голодный?
– Да-да-да, – отвечает, яростно кивая, и в подтверждение сует пульт в рот.
К счастью, он не особо привередлив и с удовольствием ест кашу на сухом молоке. Никаких свежих продуктов в доме конечно же нет. Мне вообще повезло, что имеется хоть какая-то еда.
Вокруг по-прежнему тишина, и нервный клубок внутри меня постепенно рассасывается. Нико оказывается нетребовательным и жизнерадостным малышом, благодарным за малейшую крупицу внимания. Мы играем в прятки (я прячусь, а Нико хихикает), делаем самолетики из страниц старого журнала, поем детские песни. Вернее, я пою, а малыш колотит ложкой по кастрюле. Радуется и веселится всей своей распахнутой детской душой.
Невозможно представить чудовище, которое оставило синяки на тельце этого чудного малыша. Думая об этом, я прячу слезы. Не хочу, чтобы Нико их заметил. Умираю внутри от мысли, что мало чем могу ему помочь.
– Это была твоя мама? – спрашиваю и тут же хмурюсь, вспомнив, в каком состоянии была незнакомка. Где она сейчас? Что с ней случилось?
Дите бросает на меня веселый взгляд.
– Ада! – хлопает меня по руке.
– Да, я Ада. А ты Нико?
Он трется лбом о мое плечо и сопит.
Зажмурившись, клянусь себе сделать все возможное, чтобы малыш оказался в безопасности. Мои планы поставлены на паузу случившимся. Щемящим чувством, острой нуждой позаботиться о чудном малыше, жизнь которого, как и моя, тоже зависла над пропастью чужой воли.
Мы так и засыпаем в гостиной. Идеальный ребенок спит до утра, а я – урывками, то и дело подскакивая от постороннего шума. Проверяю окна, веранду, но вокруг только лес и залив. Тишина и спокойствие. Не знаю, что случилось с незнакомкой, но она хорошо замела следы, и ее преследователи о нас не узнали. Пока.