Бьется сердце
Шрифт:
— Встречался.
— О чём-нибудь он говорил с вами?
— Н-нет… деньги давал.
— Деньги? А вы?
— Взял…
— Вот как! Почему же он предлагал вам деньги?
— Не знаю.
— Но что-нибудь он говорил, когда предлагал деньги?
— Да ничего особенного…
— Вспомните-ка хорошенько, Антипин.
— Да вот… того… — Антипин почесал затылок. — Сказал, чтобы я купил продуктов и прочее.
— А вы как думаете, почему он дал вам денег?
— Не знаю.
Логлоров
— Всё, что вы сейчас сказали, чистая правда, так, товарищ Антипин?
— Чистая правда.
— И вы обо всём смогли бы написать мне?
— Нет, писать не буду! — категорически отказался Антипин, даже головой затряс.
На обратном пути Логлоров размышлял о людях, во множестве встречавшихся ему на нелёгком его инспекторском пути. Вот Антипин. Простой мужик, тёмный. Другой бы на предложение написать немедленно схватился за карандаш и бумагу, отомстил бы сполна. А этот ничего писать не желает, какой-то святой дядя. Хотя, похоже, и на самом деле выпить не дурак.
Теперь сравни этих двух — прекрасно выглядящего внешне, пышущего крепким здоровьем Аласова и тёмного, несимпатичного с виду рабочего человека. Недаром старые якуты говорят: корова пестра снаружи, а человек изнутри…
Послушаем, послушаем, что ответит и как всё объяснит сам Аласов. Трудно даже вообразить, как тут можно оправдаться. Букет подобрался! Не сработался с коллективом — чистая правда. Стал в школе зачинщиком склоки — правда. Сорвал обращение к выпускникам района — правда. Избил Антипина — правда. Пусть даже и не подтвердится связь с ученицей, и без того достаточно.
Смуглая, с диковатым взглядом — как у оленёнка, когда его запрут в узкий загон, — девушка сидела, опустив голову. Вошёл инспектор, она краем глаза стрельнула на него и опустила голову ещё ниже.
— Тимофей Федотович, вот Нина Габышева. Поговорите с ней. — Пестряков уступил инспектору кресло.
Логлоров в кресло не сел, а пошёл за стулом в дальний конец комнаты, на ходу соображая, как приступить к разговору. Разговор такой, что любое слово — уже бестактность. И неизвестно, о чём тут говорили с ней. Может, вообще напрасно вызвали ученицу? Но жалеть о сделанном было уже поздно.
— Если не желаешь нам рассказать, то расскажи вот инспектору отдела народного образования, — сказал Тимир Иванович, стоя над девушкой и глядя на неё сверху вниз. — Товарищ инспектор специально приехал, чтобы послушать тебя…
Девушка дёрнулась при этих словах, сжалась. Логлорову от души стало жаль её. Сомнительно, чтобы о подобном девушка решилась поведать даже самой близкой
— Ты ведь ни в чём не виновата, — заговорил Кылбанов и придвинулся вместе со стулом к Габышевой. — Что тебе говорил Сергей Эргисович?
Девушка прошептала:
— Нет… нет…
— Выходит, вы нисколечко не любили друг друга? Неужели о чём ты писала в дневнике — неправда? Ты писала неправду?
— Нет…
— Тогда, значит, ты писала правду?
— Н-нет…
— Ты что, как утка-сокун твердишь «нет» да «нет»? Одно из двух: правда или неправда?
Девушка молчала.
— Пойми, Нина, тебе всё равно придётся сказать правду, — вступил в разговор Тимир Иванович.
— Вот именно! — пособил ему Кылбанов. — Если мы не узнаем — врачи узнают…
В эту минуту открылась дверь и вошёл Аласов.
— Меня вызывали? — и вдруг увидел судилище. — Что тут происходит?
Он так это спросил, что Кылбанов попятился подальше от Нины.
Аласов подошёл к девушке, поднял её подбородок.
— Сергей Эргисович, я ни в чём не виновата!
— Ничего сейчас не говори! — приказал ей Аласов. — И не плачь.
Он провёл ладонью по волосам девушки. Та стихла, утёрла слёзы. Аласов подал ей портфель, помог надеть пальтецо.
— Иди домой, Нина… Иди домой.
Он смотрел ей вслед, пока не закрылась дверь и не утихли шаги. После этого оборотился к Логлорову.
— Вы, инспектор роно, принимаете участие в этой гнусности… — Лицо его побелело, он стоял один против них.
— Послушайте, Сергей Эргисович…
— Нет, это вы послушайте меня! Я шёл сюда с намерением по-человечески поговорить с вами, обстоятельно, обо всём… Но сейчас я разговаривать с вами не желаю.
Можно было бы растолковать грубияну, что он, Логлоров, не причастен к допросу, и если с ученицей поступили не так, как подобает педагогам, то он, Логлоров, виновен в этом лишь отчасти. Но не Аласову было порицать инспектора! Не Аласов ли главный виновник того, что девушка подверглась таким унижениям. Ему ли кричать и топать ногами!
— Разговаривать со мной или не разговаривать — ваша добрая воля, товарищ Аласов. Заставить вас беседовать со мной не в моей власти. И всё-таки я попрошу вас ответить на один вопрос.
Аласов остановился в дверях.
— Скажите, товарищ Аласов, был ли случай, когда вы избили человека по фамилии Антипин?
— Антипин?
— Моторист электростанции.
— А-а… Да, было. Ударил я его.
— За что?
— За хулиганство! — крикнул со своего места Кылбанов. — Вы, глядите, повсюду он блюститель нравов, наш Аласов! Наводит порядок кулаками по морде…