Бей первой, леди!

Казанцев Кирилл

От резкого звонка мобильника Светочка вздрогнула и едва не выронила платочек, Макс потянулся к телефону, глянул на номер — звонил Рогожский. О, принесла нелегкая, уже из Москвы прилетел или летит, по пути указания раздает.

Макс нажал на зеленую кнопку, но сказать ничего не успел, из трубки донесся голос заместителя вдовы, негромкий, но полный плохо скрываемого бешенства. Заместитель Левицкой даже малость заикался, что водилось за ним только в минуты крайнего душевного волнения, и сейчас он переживал одну из таких минут.

— Еланский, — почти задушевно сказал Рогожский, — тебя где носит, мать твою? Быстро ко мне, у Юльки в комнате две гадюки или три, я не знаю. Или вообще десяток! Бегом, кому сказано!

Последние

слова не сдержался — выкрикнул, рявкнул еще на кого-то, оказавшегося поблизости, и фоном Макс слышал Юлькин голос и крик Левицкой, потом что-то разбилось.

— Что с ней? — Максу тоже пришлось орать, чтобы перекрыть шум, но Рогожский до ответа не снизошел, отбился. Но Юлька там, она жива, тоже орет, но от испуга, и вообще до ее дня рождения еще две недели, так что ничего ей не угрожает. Не считая гадюк. «Ловко…» — Макс сжал руль, открыл дверь и, выглянув из машины, посмотрел вперед-назад: глухо, но слева есть просвет, можно вырваться. Позади засопели и всхлипнули, Макс глянул в зеркало заднего вида — Светочка терла глаза платком и испуганно смотрела на Макса. Черт, еще эта клуша привязалась, вот что с ней делать прикажете?

В спину загудели машины, но Макс кое-как вырулил к правой обочине, перегнулся через спинку соседнего кресла и открыл заднюю дверь.

— Выходите, — потребовал он, и секретарь Левицкой вытаращилась на него мокрыми глазами.

— Быстро, быстро, — торопил ее Макс, — мне некогда, обстоятельства изменились. Да иди ты уже отсюда! — рявкнул он на отупевшую тетку, и та вздрогнула, как от удара. Зато ожила, шевельнулась тяжко и поползла к двери, жалобно поглядывая на Макса и не забывая про портфель. Кое-как выбралась, захлопнула дверь и принялась топтаться на газоне, обнимая портфель и озираясь по сторонам. Машины катили мимо, водитель из красной «Тойоты» высунулся из окна и покрутил пальцем у виска, крикнул что-то, но Макс не расслышал. Он развернулся через две сплошные и, наплевав на вопли и гудки в спину, вылетел на соседнюю полосу и погнал обратно к поселку.

Машину бросил у крыльца, выскочил и пулей пролетел через холл на второй этаж, промчался по коридору к Юлькиной комнате. Ворвался в небольшой зал с цветами и затормозил на ходу, едва не врезавшись в спины охранников. Те стояли у двери полукругом, один держал в руках топор, второй — длинную палку, и при ближайшем рассмотрении Макс опознал в ней ручку от швабры. Третий охранник стоял почему-то с ведром на изготовку, точно готовился метать его в цель, Рогожский распоряжался из комнаты. Ни Левицкой, ни Юльки поблизости не было.

Макс отодвинул охранника и вошел в комнату, быстро огляделся. Бардак потрясающий: мебель отодвинута от стены, шкаф нараспашку, окна настежь, одна штора полуоторвана, вторая валяется на полу, и под ней шевелится что-то, извивается, скручивается кольцом под тонкой тканью. Рогожский стоит поблизости, зажав в руке монтировку, и внимательно смотрит на эти кольца. Макс подошел было ближе, но запнулся, остался на месте, глядя на коврик у кровати. Хороший коврик, толстый, пушистый, приятного бежевого цвета, как и сбитое покрывало. На коврике лежала угольно-черная гадюка с размозженной башкой и пачкала коврик кровью и чем-то бурым, она еще дергалась, била хвостом в агонии, шкура змеи неприятно шуршала по полу.

К горлу подкатила тошнота, Макс отвернулся и встретился взглядом с Рогожским. Тот отвлекся от созерцания змеи под шторой, окатил Макса взглядом с ног до головы и спросил негромко:

— Где шлялся, телохранитель хренов? Тебе что было сказано?..

— Я помощницу Левицкой домой отвозил. По твоему приказу, между прочим. — Макс не сводил со змеи глаз. Она крутилась, извивалась, как в каком-то диком танце, попыталась сунуться под складку ткани, но Рогожский наступил на гадину через штору, и гадюка точно в штопор скрутилась. Светлая ткань заколыхалась,

под ней раздался тошнотворный шорох, Рогожский выдохнул, нагнулся и врезал по полу монтировкой. Не угадал немного, змеища точно чувствовала свой конец и видела сквозь ткань. Успела отпрянуть и угадала — монтировка со звоном и грохотом врезалась в пол, охранники у двери дружно выдохнули, Рогожский матюгнулся и ударил еще раз.

Попал на этот раз, змея вытянулась во всю длину и замерла, потом дернулась, но уже от следующего удара. И так раз за разом, билась об пол как в агонии, хотя на самом деле давно сдохла, а по светлой шторе расползалось багровое с черным пятно.

Макс глубоко вдохнул-выдохнул, посмотрел в окно, потом на пол, на Рогожского. Тот вытирал со лба испарину и по-тихому крыл всех ползучих тварей скопом. Потрогал дохлую гадину носком ботинка, обернулся, посмотрел на вторую и швырнул монтировку на пол.

— Помню, приказывал, — пробормотал он, подходя к Максу, — было дело. И как все удачно получилось: ты сюда перед отъездом зашел, потом Светку повез, а Юлька в ванную пошла… Двух я видел, двух грохнул. Сколько их еще, ну? — Он наступал на Макса, тот шагнул назад раз, другой и остановился.

— Почем я знаю, — так же тихо ответил Макс, глядя Рогожскому в глаза, — тебе лучше знать. Хотя какая тебе разница, ты ж не стал искать того, кто петарду в манеж кинул. Лень или знал…

Рогожский замер, подался вперед, и Максу показалось, что еще мгновение — и тот схватит его за горло. Быстро покосился вправо-влево, прикидывая, куда бы уйти и вообще как бы без разрушений обойтись. Зафиксировал на полу место, где валялась монтировка — хорошая вещь, между прочим, в ближнем бою самое то, — и чуть согнул руки в локтях. Пауза длилась с полминуты, Рогожский дышал очень тихо и спокойно, рожей не краснел, глаза не выпучивал, он просто смотрел, и все, а Макс ждал, не сводя с того глаз. Из коридора послышались голоса — спорили, вернее, орали друг на друга две женщины, и Максу стало легче, когда он услышал Юлькин голос. Вдова тоже была где-то поблизости, раздался и ее крик с истерическими, каких раньше слышать не доводилось, нотками. Рогожский мельком глянул туда и шагнул назад, наступил на дохлую гадюку, что протянулась через коврик, покачнулся и едва удержал равновесие. Охранники у дверей сошлись было в «стенку», но Юлька плевать на них хотела.

Ворвалась в комнату, растолкав охрану, глянула на коврик у кровати, на штору и здоровенное пятно на ней, на Макса и пошла к шкафу.

— Юля, не надо! Там могут быть еще!.. — крикнула вдова, да так, что ее слышали, наверное, и на первом этаже. Девушка молча открыла шкаф, вытащила из него свою несуразную сумку, накинула куртку и направилась к двери.

— Поехали, — махнула она Максу и вышла в коридор. Охрана расступилась перед ней, но больше никто не двигался. Юлька оказалась точно среди восковых фигур, что умеют дышать и водить глазами. Макс не двигался, Рогожский тоже, Левицкая шагнула было к Юльке, но замерла, наткнувшись на ее взгляд.

— Не подходи, — жутко спокойным голосом произнесла Юлька, — стой где стоишь, дрянь. Ты мои деньги не получишь, поняла? Поняла, сука подзаборная? Мой отец тебя на помойке подобрал, а ты, ты… Поехали, чего стоишь?! — это уже относилось к Максу. Он шагнул к двери, но его опередил Рогожский, подвинул с дороги, стал между Юлькой и телохранителем.

— Тебе лучше остаться дома, — сказал он, — выходить опасно, могут быть еще… эпизоды. Сейчас здесь все уберут, а ты пока посиди в кабинете…

Ответить Юлька не сочла нужным, она вернулась в комнату, взяла гадюку за хвост, подняла, посмотрела на ее разбитую башку и швырнула в лицо Левицкой. Вдова заорала не своим голосом, отшатнулась, налетела спиной на растение в кадке, оно немедленно грохнулось, горшок разбился, по полу рассыпалась земля, припорошила и гадюку, и туфли вдовы.