Бей в точку
Шрифт:
— Меня зовут Сэм Фрид, — сказал он.
Мне это сочетание ни о чем не говорило.
— Пьетро Брна, — сказал я.
Было в нем нечто такое, что даже в оранжевом комбинезоне заключенного и ножных кандалах ты ощущал себя человеком.
— Я работаю в департаменте юстиции, — продолжал он. — Хотя, по большому счету, я уже на пенсии.
Вот так, скромно. Хотя мог бы сказать: «Я придумал ВИТСЕК», [78] что является чистой правдой. Или: «Я сломал хребет мафии, а те, для кого я добился иммунитета, показывают самый низкий уровень рецидивов по стране».
78
Программа
А еще, разумеется, он не сказал о том, как его ненавидят в правоохранительных органах. Да, он нанес мафии смертельный удар, но какой ценой? Благодаря его стараниям всякие подонки начали новую жизнь, а этого копы и даже фэбээровцы не могли ему простить.
Само собой, он был евреем. Кто еще стал бы так биться за торжество справедливости, понимая, что статус парии ему обеспечен? Его отец, рыбный торговец с Фултон-стрит, отстегивал сорок процентов с выручки Джонни Профацци.
Но, повторюсь, тогда я ничего этого не знал.
Я неопределенно хмыкнул в ответ на его представление.
— Я услышал про тебя от Бабу Мармозета. [79]
— Не знаю такого, — сказал я.
— Врач-индус. Длинные волосы. Две недели назад вы проходили у него медосмотр.
— Ах да.
Только человек поколения Фрида мог сказать, что у профессора длинные волосы. Не прерывая медосмотра, Мармозет разговаривал по телефону и заполнял мою больничную карту. С вами все в порядке, сказал он мне тогда. Этим наше общение и ограничилось.
79
«Бабу, распространенное прозвище младшего сына в индийской семье, явно не имело прямого отношения к профессору Мармозету, чье имя Арджун.
— Странно, — говорю, — что он про меня вспомнил. Мне казалось, он витал в облаках.
Фрид засмеялся:
— Он всегда такой. Одному богу известно, на что он был бы способен, если бы людям удалось добиться его внимания. Я расскажу тебе одну историю.
Он забросил ноги на стол.
— Мы с женой любим ходить на театрализованные ужины, — начал он. — Знаешь, один из этих китайских ресторанчиков, где во время застолья актеры разыгрывают детективную историю, а вы должны ее распутать. В сущности, глупая затея, но посетители не внакладе, тем более артисты, так что грех жаловаться. Иногда туда захаживает Бабу. Это действо его как будто не интересует. Обычно он приходит с барышней и весь вечер пялится в ее вырез или в лучшем случае проверяет, кто ему звонил на мобильный. Но в конце вечера, когда приходит время назвать убийцу, он всегда попадает в точку.
— Серьезно?
— Абсолютно. Я не знаю другого человека, который бы так безошибочно определял любой характер. А ведь я повидал немало людей на своем веку.
Он не сказал «Джека и Бобби Кеннеди, среди прочих», хотя мог бы. Он сказал:
— Бабу назвал тебя интересным и небезнадежным человеком. Имея в виду, что ты заслуживаешь еще один шанс, он, мне кажется, также намекал
Я сокрушенно покачал головой. Мне не хотелось огорчать Фрида, но и лгать ему мне тоже не хотелось.
— Мы с профессором ни о чем таком не говорили, а давать показания я не собираюсь.
— О'кей. Подождем. Но не слишком долго. Бери быка за рога. Такая возможность может тебе больше не представиться.
— Программа защиты свидетелей. Я к этому пока не готов.
— Давай разберемся, — сказал Фрид. — Кажется, ты в это вкладываешь не тот смысл. В данном случае речь идет не о том, чтобы спрятаться под другой личиной. Речь скорее о том, чтобы стать самим собой — тем, каким тебя задумала природа.
— Для меня это слишком сложно.
— Не валяй дурака. Подумай, что сказал бы твой дедушка.
— Мой дедушка?
— Извини, что вторгаюсь в твою личную жизнь, но не так уж трудно предположить, какие планы в отношении тебя он строил и как бы он отреагировал на твое пребывание в этом заведении. Да ты знаешь это лучше меня.
— Вы всех потенциальных свидетелей так обрабатываете? — спросил я.
— Вот уж нет, — ответил он. — Но Бабу Мармозет считает, что ты сдюжишь.
— Он же меня не знает!
Фрид пожал плечами:
— У этого человека дар. Возможно, он понимает тебя лучше, чем ты сам.
— Положим, это не так трудно, — заметил я.
— А ты крепкий орешек. — Фрид скинул ноги со стола и встал. — И отлично знаешь, чего стоит этот мафиозный ореол. Что ты приобрел? Метрдотели перед тобой расстилаются, потому что ты им хорошо платишь и к тому же они тебя боятся, но потеряешь ты гораздо больше. Включая твою милую барышню.
Хотя в его устах это вовсе не прозвучало зловеще, разумом я понимал его правоту. Вслух же произнес:
— Ловите меня на фуфу?
— Кто обжегся молоком, дует на воду. — Он открыл дверь, но не вышел из комнаты, а повернулся и сказал: — Если бы я ловил тебя на фуфу, я бы задал тебе вопрос: «Почему мафия решила убрать Карчеров?»
— Я ничего не знаю.
Он это проигнорировал:
— Ты же сам видел, в какой изоляции они жили. На кого они могли вывести? По-твоему, они знали кого-то повыше?
Я молча на него смотрел.
— Нет. Только тех, кто ниже. Почему их и решили убрать. Чтобы бизнес процветал и дальше, но уже с другим субподрядчиком. До скорого свидания. Я был бы рад поймать тебя на фуфу, но сначала я бы попросил тебя поразмыслить над моими словами и заодно подумать, как бы на них отреагировал твой дедушка.
Насчет Карчеров этот Фрид, разумеется, был прав. Я и сам миллион раз говорил себе то же самое.
Но в эту ночь я спал без наушников, чтобы отогнать от себя эти мысли.
О том, как проходил суд, вам, выкормышам «Фокс ньюз», наверняка известно. Но знали бы вы, какая это была смертная скука, даже для меня. Фэбээровцы несколько месяцев разрабатывали операцию «Русская кукла», а тут явился я и все похерил. У них на руках оказались тысячи финансовых документов, которые — это сказал бы им любой человек, работающий в частном секторе, — обнародовать перед присяжными было себе дороже. И которые, собственно, не имели никакого отношения к итальянской мафии. У ФБР она шла под кодовой аббревиатурой ЛКН.