Без черемухи
Шрифт:
И когда Зубарев начал оживлять, то оживлял он в одном месте, а результаты сказывались в другом.
Проходившие через неделю после этого мимо лавки Фомичева мужики разинули рты от удивления: лавка была полна товара. А сам Фомичев сидел на табуретке около порога и поглядывал по сторонам.
– - Ай, опять воскрес?!
– - восклицали проходившие.
– - Извиняюсь, опять.
– - Как же это ты?!
– - Помощью божиею и нашего начальства.
– - Откуда же товару столько взял? Из города?
– - Нет, в городе дюже дорого, нам не по карману. В своем кооперативе по операциям пустили для оживления
– - А почем торгуешь?
– - На пять процентов дешевле, чем у них.
– - Как так? Себе в убыток?
– - Нет, убытку нету. У них очень накладные расходы велики и опять же операции эти. Они за зонтиками-то в Москву нарочного посылали, а мне к ним только через дорогу перейтить. Вот окрепну, тогда оптом у них и закуплю все. Всего-то мне, пожалуй, и не купить, зонтики-то пущай при них остаются, нешто только в бесплатное приложение пустят, а вот насчет бы керосину и мануфактуры.
– - Как дела идут?
– - спрашивали у Зубарева.
– - Дела -- ничего. Совсем с пустяковым дефицитом кончаю.
– - Как с дефицитом? Ведь товар-то продал весь?
– - Весь дочиста. У меня не залежится. Только зонтики и задержались.
– - Так где ж прибыль-то?
– - Прибыли и не должно быть. Я на показательное веду,-- отвечал Зубарев.
– - Что на показательное?
– - Да вот, чтобы другие пример брали,-- отвечал Зубарев.-- А что дефицит, так нешто без субсидии можно! Вот отпусти мне казна тысяч пятьдесят, вот я бы разделал! А то нешто можно с такими накладными расходами и без субсидии.
А через день он уже кричал на собрании:
– - Граждане, поспешите с дополнительными взносами на предмет покрытия дефицита.
– - О, чтоб тебя черти взяли!.. Ревизию надо! Взносы делаем, а керосину другую неделю нету.
– - А, черти, об ревизии заговорили?
– - сказал тогда Зубарев, пряча в карман щеточку с зеркальцем:-- я вам покажу ревизию. Не сумели оценить человека, а! Я бы вам горизонты открыл, а вы, сиволапые, только об керосине думаете. Что вам дался этот керосин! Хамы! Керосин да керосин, прямо работать противно. И... подите к черту! Оборвали крылья, с самого начала оборвали! Все ночи не спал, думал горизонты открыть, а вы... Что ж, вам лучше Афонька-то был? Он об деле на грош не думал, только гармошки свои чинил. Или Кубанов?.. Он одной антирелигиозной пропагандой вам все кишки наизнанку выворачивал. А я молчу. Нешто не вижу я, что вы все в церковь ходите и опять же иконы у вас висят? Ведь ничего не говорю. Как будто и не мое дело. А дело возьми! Где такие окна найдешь? В губернском городе, болван,-- больше нигде. А я вам в деревенской лавке устроил. Цилиндр вам, ослам, выписал. Вы, небось, его сроду не видали. Так бы и подохли, не видамши.
В лавку вошел обтерханный мужичонко, с кнутовищем в руках, утер нос, осмотрел и оказал:
– - Керосинцу так-то не будет?
Зубарев только молча плюнул и ничего сначала не ответил. Потом ткнул пальцем в дверь и сказал:
– - Напротив керосин... через дорогу. А ревизией меня, брат, не запугаешь. Ежели вы самое святое у человека не могли оценить, тогда мне на все наплевать. Вам Деньги дороже человека. Ну, и черт с вами. Когда ревизия?
– - На будущей неделе в середу.
В среду должна была состояться ревизия, а в понедельник
– - Туда ему и дорога,-- сказали мужики,-- развязал руки. Это у кого деньги жировые, тем можно с жиру беситься,-- кооперацию устраивать.
– - Да, видно, не ко двору. В чем, братец ты мой, тут дело?
– - Явление непонятное на все сто процентов.
БЕЗ ЧЕРЕМУХИ
I
Нынешняя весна такая пышная, какой, кажется, еще никогда не было.
А мне грустно, милая Веруша.
Грустно, больно, точно я что-то единственное в жизни сделала совсем не так...
У меня сейчас на окне общежития в бутылке с отбитым горлом стоит маленькая смятая веточка черемухи. Я принесла ее вчера... И когда я смотрю на эту бутылку, мне почему-то хочется плакать.
Я буду мужественна и расскажу тебе все. Недавно я познакомилась с одним товарищем с другого факультета. Я далека от всяких сентиментов, как он любит говорить; далека от сожаления о потерянной невинности, а тем более -- от угрызения совести за свое первое "падение". Но что-то есть, что гложет меня,-- неясно, смутно и неотступно.
Я потом тебе расскажу со всей "бесстыдной" откровенностью, как это произошло. Но сначала мне хочется задать тебе несколько вопросов.
Когда ты в первый раз сошлась с Павлом, тебе не хотелось, чтобы твоя первая любовь была праздником, дни этой любви чем-нибудь отличены от других обыкновенных дней?
И не приходило ли тебе в голову, что в этот первый праздник твоей весны оскорбительно, например, ходить в нечищеных башмаках, в грязной или разорванной кофточке?
Я спрашиваю потому, что все окружающие меня мои сверстники смотрят на это иначе, чем я. И я не имею в себе достаточного мужества думать и поступать так, как я чувствую.
Ведь всегда требуется большое усилие, чтобы поступать вразрез с принятым той средой, в которой ты живешь.
У нас принято относиться с каким-то молодеческим пренебрежением ко всему красивому, ко всякой опрятности и аккуратности как в одежде, так и в помещении, в котором живешь.
В общежитии у нас везде грязь, сор, беспорядок, смятые постели. На подоконниках -- окурки, перегородки из фанеры, на которой мотаются изодранные плакаты, объявления о собраниях. И никто из нас не пытается украсить наше жилище. А так как есть слух, что нас переведут отсюда в другое место, то это еще более вызывает небрежное отношение и даже часто умышленно порчу всего.
Вообще же нам точно перед кем-то стыдно заниматься такими пустяками, как чистое красивое жилище, свежий здоровый воздух в нем. Не потому, чтобы у нас было серьезное дело, не оставляющее нам ни минуты свободного времени, а потому, что все связанное с заботой о красоте мы обязаны презирать. Не знаю, почему обязаны.
Это тем более странно, что ведь наша власть, нищая, пролетарская власть, затрачивает массу энергии и денег, чтобы сделать именно все красивым: повсюду устроены скверы, цветники, каких не было при правительстве помещиков и капиталистов, хваставшихся своей любовью к изящной, красивой жизни; вся Москва блещет чистотой отштукатуренных домов, и наш университет,-- сто лет стоявший, как ободранный участок, при старой власти,-- теперь превратился в красивейшее здание Москвы.