Без черемухи
Шрифт:
– - Да ведь вот, видишь, чудак-человек.
– - А ничего за это не будет?..
Тот, у кого спрашивал сапожник, полез в карман за кисетом и ничего не ответил. Все затихли и смотрели на него с таким выражением, как будто от него зависело все.
– - ...Говорит, что вдвое свезти придется,-- ответил, наконец, спрошенный.
– - Ах, черт,-- значит, гнут все-таки?
– - Три года еще гнуть будут,-- сказал чей-то голос.
– - Кто сказывал?
– - На нижней слободе считали.
– - Меньше и не отделаешься.
– -
– - А по скольку возов-то отвозить?..-- спросил шорник.
– - По шести.
– - А ежели не повезешь,-- значит, по двенадцати?
– - По двенадцати.
– - Премия...-- сказал Сенька.-- А ежели опять не повезешь,-- двадцать четыре. Так чередом и пойдет.
– - А наши дураки все повезли,-- сказал сапожник.
– - Народ недружный.
– - Ежели бы мы спервоначалу на больницы не польстились,-- сказал рябой мужичок,-- мы б теперь -- ни налогу, ничего...
Наутро шорник встал раньше обыкновенного. И прежде всего выглянул из сенец сначала в одну сторону улицы, а потом -- в другую. Но через избу он увидел еще чью-то голову, которая также выглядывала из сенец.
Шорник спрятался.
– - Черт ее знает, шесть да шесть -- двенадцать, двенадцать да двенадцать -- двадцать четыре... мать пресвятая богородица, подохнешь...
– - Свези полегонечку, чтоб никто не видел,-- сказала жена.
– - Там ктой-то смотрит.
Жена вышла и увидела две головы, которые спрятались в тот момент, как только она стукнула дверью.
– - Что, как уж там запрягают,-- сказал шорник,-- нешто на этих окаянных можно положиться.
– - А как вчерась порешили-то?
– - Порешили, что б ни боже мой, нипочем не везти.
– - Ну, ты запряги на всякий случай, а там видно будет,-- сказала жена,-- распрячь всегда можно.
– - Запрячь можно. От этого худа не будет. Надо только через сенцы пройтить, а то со двора увидят.
И он пошел на двор. Но сейчас же остановился, прислушиваясь.
– - Но, черт, лезь в оглобли-то, куда тебе нечистый гне...-- крикнул кто-то на соседнем дворе, и послышался такой звук, как будто крикнувший спохватился и прихлопнул себе рот рукой.
– - Ах, дьяволы, не иначе, как запрягают,-- сказал шорник и стал лихорадочно искать шлею и уздечку. Надел уздечку на лошадь, выправил ей уши и потянул за повод к оглоблям. Но лошадь, вытянув за уздечкой шею, не переступала оглобель:
– - Но, черт, лезь в...
И шорник, испугавшись, прихлопнул рот рукой.
– - Куда запрягаешь?
– - крикнули с соседнего двора.
– - ...За водой.
– - А я уж думал...
– - А ты?..
– - ...За травой... лошадям.
Вдруг кто-то пробежал по улице и крикнул.
– - Ах, дьяволы,-- с нижней слободы-то поехали...
– - Кто?
– - Да все. Сначала Захарка-коммунист, а потом один по одному еще человек пять. А тут как увидели, что они уж
– - Ах, сволочи...
И в этот же самый момент ворота всех дворов на верхней слободе, растворившись на обе половинки, хлопнули с размаха об стенки и, как на параде, голова в голову, выкатили лошади, запряженные в дровяные дроги, и понеслись догонять нижнюю слободу.
– - Спасибо, запряг,-- говорил шорник своему соседу, погоняя свою лошадь,-- а то бы попал, вишь вон,-- какой народ.
– - Беда...
– - Куда всей деревней едете?
– - спросил у мостика встречный мужичок, придержав лошадь и оглядывая бесконечную вереницу подвод.
– - За дровами на казенный завод...
– - Вот это здорово взялись. Зато в один день кончите. А у нас один едет, пятеро не едут. А тут вытянулись, любо глядеть.
Ах, дружный народ.
НАХЛЕБНИКИ
Дворник сидел на табуретке среди набросанных на полу обрезков кожи и чинил сапоги. На другой табуретке сидел его приятель, истопник из соседнего дома, в старом пальто и с черными от сажи руками.
– - К тебе из 30 номера приходила жена музыканта этого,-- сказала, войдя в комнату, жена дворника, маленькая старушка в теплом большом платке, завязанном под плечи на спине узлом. Христом богом просил помогнуть дровец ей расколоть.
Дворник ничего не ответил, с сомнением посмотрел на кусок кожи, который он взял из ящика, и, бросив его обратно, стал рыться, ища более подходящего.
– - Ну, прямо смотреть на них жалко,-- сказала старушка, уже обращаясь к истопнику: -- дров наколоть у ней силы нет, а мужу -- музыка, говорит, не позволяет. Белье стирать не умеет, хлебы ставить тоже. Уж намедни сама пришла ей поставила.
– - Вот нахлебники-то еще, наказал господь,-- сказал дворник.
– - Да, уж кто с мальства к настоящему делу не приучен, тому теперь беда,-- сказал истопник, покачав головой.
– - Прямо несчастье с ними,-- продолжала старушка, размотав с головы платок и бросив его на стол.-- Это у нас знаменитость, говорят.
– - Теперь знаменитостью этой никого не удивишь,-- сказал дворник.
– - Не очень, стало быть, нуждаются?..
– - Да, теперь дело подавай. А то коли дров колоть не умеешь, знаменитостью своей не согреешься.
– - Господи батюшка, в квартире у них холод, грязь... живут в одной комнате, так чего только у них в ней нет: и корзины, и сундуки, и посуда; прямо, как морское крушение потерпели.
– - А что ж музыкой-то -- не зарабатывает?
– - Теперь зарабатывает тот, кто работает. А у них всю жизнь только финтифлюшки да тра-ля-ля.