Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора
Шрифт:
Изучая его личное дело, мы обнаружили, что из богатой боевыми заслугами биографии Путны можно было извлечь лишь единственный в какой-либо степени порочащий его, как коммуниста, поступок: «Во время учебы на военно-академических курсах РККА в 1923 году В. К. Путна примкнул к антипартийной оппозиции».
Выходец из беднейшей литовской крестьянской семьи, он примкнул к революционному движению рижского пролетариата еще до революции. В 1913 году он был схвачен царской охранкой и за революционную пропаганду среди рабочих заключен на длительный срок в тюрьму. Только во время войны был освобожден из тюрьмы и отправлен на фронт. Здесь он
В феврале 1917 года В. К. Путна вступил в ряды РКП(б), а затем во главе батальона в апреле 1918 года добровольно вступил в ряды Красной Армии. Он был организатором первых отрядов Красной Армии в Витебской губернии, затем оказался на Восточном фронте, возглавил 27-ю Омскую стрелковую дивизию. С его именем связаны большие успехи, одержанные этой дивизией в тяжелых, кровопролитных боях с колчаковцами. Три ордена Красного Знамени, полученных за подвиги в боях гражданской войны, украшали грудь этого талантливого военачальника.
В 1926 году В. К. Путна командовал 6-м и 2-м стрелковыми корпусами, затем, как наиболее эрудированный и высокоподготовленный военачальник, был направлен на военнодипломатическую работу: военным атташе в Японии (1927), Финляндии (1928), Германии (1929–1931), Англии (1934–1936).
В личном деле В. К. Путны сохранился положительный отзыв бывшего посла СССР в Англии И. М. Майского.
В чем же должен был признаваться арестованный комкор Путна В. К.
Арестованным Путна В. К. было поручено «заняться» также следователю Авсеевичу. На первом же допросе Путна высказывался, что поддерживал оппозицию, подтвердил, что полностью от нее отошел, когда убедился в ошибочности — никакой связи с оппозиционерами не имел и никакой контрреволюционной деятельностью не занимался.
Ежов остался недоволен такими показаниями В. К. Путны и потребовал добиться от него признаний. Через неделю появился протокол допроса, в котором следователем Авсеевичем было записано: он, Путна, «знал о существовании «троцкистских центров и совместно с Примаковым В. М. участвовал в военной организации троцкистов»…
Принудив Примакова и Путну дать на себя признательные показания и покаяться перед Ежовым, следствие, как это можно было судить по материалам дела, успокоилось. В течение нескольких месяцев «новых» показаний от них не требовали.
За это время состоялись «громкие» политические процессы: над объявленными главарями «Объединенного троцкистско-зиновьевского террористического центра» Зиновьевым и Каменевым (24 августа 1936 г); над лидерами антисоветского троцкистского центра Пятаковым и Радеком (23–30 января 1937 г.).
Наступившее «затишье» было недолгим.
28 февраля — 3 марта 1937 г. состоялся Пленум ЦК ВКП(б). В НКВД вновь оживилась работа.
13 мая 1937 г. по личному указанию Ежова был арестован один из ближайших соратников Ф. Э. Дзержинского по ВЧК и руководящий сотрудник НКВД Артур Христианович Артузов. Его аресту предшествовала полученная Ежовым информация о том, что Артузов располагал материалами, поступившими из-за кордона о причастности М. И. Тухачевского к готовящемуся заговору в Красной Армии, и что эту информацию Артузов скрыл.
На допросе Артузов пояснил: «Да, такая информация из заграницы поступала. Из нее следовало: готовится заговор и возглавляет его генерал Тургуев». Проведенной тогда проверкой было выяснено — под фамилией Тургуев в 1931 году в Германию ездил Тухачевский. Информация
И его сдали. Ни о каком заговоре никакими достоверными данными НКВД не располагало. Это была очередная дезинформация [168] .
168
А. X. Артузов — одна из жертв Ежова, который уничтожил его как одного из первых чекистов, открыто выступившего на партактиве против насаждаемого Ежовым произвола.
В ОГПУ было известно, что активную враждебную деятельность против СССР и Красной Армии ведет РОВС — Российский Общевоинский Союз, созданный в 1924 году из белогвардейцев-деникинцев и возглавляемый Деникиным, затем генералом белой армии Кутеповым.
Наша контрразведка сталкивалась с организуемыми РОВСом неоднократно авантюрами. Пограничной охраной задерживались нарушители границы. Среди них было немало и таких, которые обоснованно подозревались в нарушении границы с целью выполнения шпионских и диверсионных заданий. Органами ОГПУ был разоблачен ряд замаскировавшихся белогвардейцев, проникших на нашу территорию с целью установления контактов с некоторыми офицерами царской армии, перешедшими на службу в Красную Армию и склонения их на сотрудничество с РОВСом.
Нами было изучено и многотомное дело о контрреволюционной вредительской организации, действующей в Красной Армии под законспирированным названием «Весна».
От двух офицеров, служивших в царской армии, были получены показания, что во главе заговора якобы стоит М. Н. Тухачевский и что он примыкает к правым. Копии протоколов их допросов были препровождены Сталину и доложены ему. Сталин направил их Г. К. Орджоникидзе с запиской следующего содержания: «Прошу ознакомиться.
Поскольку это не исключено, то возможно». Следов реагирования Орджоникидзе на данную записку нам обнаружить не удалось. Надо полагать, что Орджоникидзе отнесся к этим заявлениям как к клеветническому доносу. Он хорошо знал М. Н. Тухачевского по Кавказскому фронту и был уверен, что он к никаким оппозиция не примыкает.
Как бы там ни было, но эти сведения бросали тень подозрений на М. Н. Тухачевского, тем более что сдать эти материалы в архив приказал Ягода. К этому времени он был арестован как соучастник Бухарина и Рыкова, а следовательно и скрывал сведения о Тухачевском с определенным умыслом.
В январе 1937 года на открытом судебном процессе «антисоветского троцкистского центра» имя Тухачевского не раз было упомянуто как лицо, на которое рассчитывала оппозиция. Хотя на суде было заявлено, что этому не следует верить, тем не менее все это осталось без должного опровержения.
Напротив, нарастание компрометирующих сведений о Тухачевском «кое-кого» вполне устраивало и облегчало подготовку расправы над ним.
Ежов приказал вернуться к допросам томящихся уже несколько месяцев в тюрьме арестованных Примакова и Путны. Теперь от них требовалось получить прямые показания о руководящей роли в военном заговоре Тухачевского. Эти «нужные» показания начальник отдела Леплевский И. М. и следователь Авсеевич А. А. получили путем зверского избиения Примакова и Путны, о чем свидетельствовали показания бывших сотрудников НКВД В. И. Бударева, Н. Н. Селивановского и др.