«Без меня баталии не давать»
Шрифт:
Великие послы ехали в каптане, этакой избушке на полозьях, в другой каптане везли казну. В первый день едва одолели тридцать вёрст. За Москвой снег пока держался, но был рыхл и тяжёл.
Остановились у какой-то деревушки в несколько дворов. Сани велено было выстроить в подобие каре, съехаться покучнее, чтобы ни один воз не остался в стороне и не подвергся ночью нападению разбойников. В лесу застучали топоры, вскоре тут и там загорелись костры, забурлило в котлах варево.
Пётр
— Никак, заболел?
— Нет, ваше... господин бомбардир, — отвечал Василий Золотарёв, вскакивая.
— А что такой кислый? По жене заскучал?
— Я не женатый, господин бомбардир.
— Счастливчик. Меня вот такого-то зелёного оженили, теперь разженить не могут. Верно пословица молвит: женился — как на льду обломился. Так что не горюй, Василий, радуйся, что не в цепях. Кто это тебе такой славный башлык сгоношил?
— Маменька.
— Вот видишь, у тебя маменька есть и отец же. Верно?
— Да, он в Посольском приказе подьячим, Золотарёв его прозвище.
— Ну вот видишь, какой ты счастливый, и маменька и отец живы. А у меня, брат, никого, круглый сирота, и то не унываю. Выучишься, воротимся, я тебе сам невесту сосватаю.
— Так я уж выучился однако, господин бомбардир, — промямлил Василий.
— Писать? Верно, горазд, — засмеялся Пётр. — Видел. Помню. Но мне, брат, моряки нужны.
В это время появился Курман с дымящимся котелком.
— Вот, барин, я кашу сварила.
— Никак, раб твой? — удивился Пётр.
— Да, слуга, господин бомбардир, — смутился Василий. — Мать с отцом навелели, чтоб, значит, было кому прислуживать мне.
— Грамотный парнишка?
— Не. Какой там. Темень.
— Ну вот тебе и занятие, — усмехнулся Пётр. — Чтоб не скучал, выучи его буквам. До Риги недели три будем ехать.
— Как же без перьев, без бумаги?
— А снег для чего? — Пётр схватил какой-то прутик, черк-черк по снегу, нарисовал букву. — Что это?
— Аз, — сказал Василий.
— А ты что молчишь? — обернулся Пётр к Курману. — Запоминай. Ну?
— Аз-з, — сверкнул глазёнками парнишка.
— На эту букву вот твой армяк начинается. Понял?
— Ага, — закивал Курман.
— Вот и слово «ага» тоже на «А» начинается. Сообразил?
— Сообразила, — засмеялся парнишка.
— А ну-ка нарисуй, — подал Пётр ему прутик.
Курман, высунув язык, нарисовал на снегу букву «А».
Взглянул на Петра вопросительно.
— Ну что ж, похоже, — сказал Пётр. — В Ригу приедем, чтоб всю азбуку знал. Спрошу.
— Господин бомбардир, — заныл Василий. — Ну как же?
— А я в три дни одолел.
— Ну то вы.
— Что я, что я? Мне тогда было пять лет всего, когда я азбуку выучил. А он эвон бейбас какой. — Схватил за вихры мальчишку, откинул голову ему, чтоб лицо видеть. — Как звать-то?
— Курмана я.
— Хэх, татарская душа. Если в Риге азбуку не скажешь, твоему барину от меня палкам по затылкам будет. Понял?
— Поняла, — осклабился парнишка. — Все буква скажу. Не хочу барина палкам по затылкам.
— А ты не путайся, Василий, за занятием, глядишь, и скучать перестанешь, — сказал Пётр Золотарёву. — Бывай.
И пошёл дальше. Возле одного костра пригласили господина бомбардира каши гречневой отведать. Не отказался. У другого затирухой угостили, убрал за милую душу. Воротился к каптане уже в темноте. Открыл дверцу, спросил:
— Александр, ты тут?
— Тут, мин херц, куда мне от казны деться.
Влез в калтану Пётр, сразу темно стало. Опустился рядом с Меншиковым, хотел вытянуть ноги, наткнулся на мешки с казной. Проворчал:
— A-а, чёрт, некуда ноги деть.
— А ты поверх мешков, мин херц. Я вот так сделал.
— Что? Так и спать с задранными ногами?
— Тогда бы пошёл в избу.
— Блох кормить? Да, Александр, я видел, наши возчики стог растаскивают. Это не дело. Мы, чай, не на вражеской территории, на своей.
— А ему сено и не надо, хозяину-то.
— Как так?
— У него разбойники корову свели. Всё равно теперь оно пропадёт, сено-то. Сам-то его есть не станет.
— Вот те раз. Те — корову, мы — сено, выходит, и мы разбойники?
— Но ведь оно ему не нужно теперь, мин херц.
— Ты мне эту моду брось, Александр. Мужик труд вложил в это сено? Вложил. Чтоб завтра же утром уплатил ему всё сполна.
— Ладно. Раз велишь, уплачу. Токо ежели мы в каждой деревне будем платить, то в Европу без казны явимся.
— Ничего, с пяти рублей казна не обеднеет.
— Почему пять-то? За пять он две коровы купит.
— Вот и ладно. Давай спать.
Однако на рассвете, когда в слюдяном оконце каптаны сереть начало, грохнул выстрел, за ним второй. Пётр локтем открыл дверцу, выскочил из каптаны.
— Что случилось?
— Разбойники хотели коней покрасть.
— Ну?
— Сергей Бухвостов из мушкета застрелил одного. А другой в лес бежал, ребята имают.
Волонтёры, в основном преображенцы, уже повоевавшие под Азовом, нюхнувшие пороху, быстро изловили разбойника, привели к Петру. Тот хмуро взглянул на рыжего мужика с полушубке, спросил: