Без обмана 5
Шрифт:
Тридцать километров на север и я в местах, каковые сестренка считает родными. Набрал ее по видеосвязи и показал. Ох, сколько восторгов, не ожидал такой бури положительных эмоций от всего лишь заснеженного пейзажа. Хотя, надо признать, места и правда красивые. Несколько фотографий на память сделал. Повешу в рамочке в комнате для самурайских доспехов.
Глава 10
Там, где был сиротский приют Тики, устроили искусственные горячие источники с оригинальным названием «Онсен Хонды». Посмотрев на вывеску и удивившись, я даже
— Офигеть, — только и сказала сестра, когда я навел камеру на вывеску. А затем добавила несколько слов, каких девушке из хорошей семьи и будущему президенту школы не то, что произносить, но и знать не приличествует.
— Братик, а будь хорошим братом, подрисуй пару черточек к вывеске, чтобы получилось «инсен». Источник распутства Хонды, смешно будет. Считай, что это моя шалость, а не твоя, — понизив голос до шепота, попросила младшая.
Уместно ли уважающему себя взрослому мужчине заниматься вандализмом и портить вывеску, владелец которой перед сестренкой ни в чем не виноват и, может быть, вовсе не знал, что тут когда-то сироты жили? Конечно, нет! Но я это сделал. Стереть, когда заметят, хозяину будет несложно.
Пара быстрых черточек маркером, который есть у меня в рюкзаке и «горячие» источники стали «горячими» в совсем другом смысле, а я, как ни в чем не бывало, продолжил путь вдоль улицы к припаркованному автомобилю. Камер на ближайших домах нет — в этом я убедился до того, как заняться каллиграфией. Глупый, совершенно детский поступок, ребячество. Но почему после него я такой душевный подъем испытал? Адреналин? Чувство солидарности с сестренкой? Особенность лисьей психики, подталкивающая к шалостям? Судя по тому, с каким сарказмом Ёрико писала о «взрослости» своей матери, с возрастом это не лечится. Или даже тысячи лет мало, чтобы избавить лисицу от озорства, если вспомнить об Амацу-сенсей.
— А вон там дальше по улице будет дом с яблонями, в нем щедрый Кента-сан живет, он всегда с нами яблоками делился. Ну то есть, если он не хотел, чтобы сироты ели его урожай, мог бы забор повыше поставить или собаку завести, — делилась воспоминаниями сестренка.
— А печеньем вас кто угощал? — собственно, ради таинственной женщины, добавлявшей в свою выпечку ханасеки, я в этот городок и приехал. Не ради того же, чтобы вывеску онсена испортить? То, что «агент Котэцу» ничего отыскать не сумел, не означает, что здесь нет никакого следа. Таинственная женщина, скорее всего, еще одна кицунэ. Правда, нужно ли мне с ней контактировать — тот еще вопрос. Даже от Акиры и Ёрико я свою порцию неприятностей получаю, а они почти родня.
— Какая-то тетка, — равнодушно сказала Тика-тян. — Немолодая уже, лет пятидесяти. Она где-то в другом городе жила, но каждый месяц большую коробку печенья к нам привозила, нам по одной штучке на ужин выдавали. Менялись ими потом. Целая внутренняя валюта в приюте организовалась. Ты че, туда приехал, чтобы рецепт разузнать? Это так мило, что прямо «ах»! Ладно, мне бежать пора, у меня предвыборные дебаты завтра! Вот увидишь, этот типа потомок самураев весь обтекать после моего выступления будет. Я тебе запись пришлю!
Женщина лет пятидесяти. Могла
Для порядка прошелся по соседям бывшего приюта, ставшего онсеном. Почти не соврал, сказав, что я представитель благотворительного фонда и разыскиваю бывших сотрудников учреждения.
— Что-то больно много интереса к ним стало, — ворчала Ямабуки-сан, старушка, живущая через улицу. — То какой-то бандит приходил, выспрашивал, а теперь вот вы. Ему я ничего не сказала. А вы, сразу видно, честный человек. У меня номер телефона Кагео-сана, директора приюта, остался, — для беседы пожилая женщина пригласила меня на чай и сначала пришлось выдержать обязательный разговор про «что-то снега в этом году маловато, как бы все поля без него не промерзли». Подозреваю, что у нее каждый год такой, неудачный, с недостаточной глубиной покрова.
Про женщину, что привозила печенье, старушка ничего не знала. Но директор-то же обязан быть в курсе? Забрав визитную карточку детского дома, уехал обратно в Эсаши. Телефонный звонок выбил меня из отчасти медитативного созерцания пустынной зимней дороги.
— Силим! — продолжая забавную традицию здороваться на мертвых языках, сейчас я выбрал шумерский. Долгие часы в аэропорту и поезде дали предостаточно времени.
— Ниида-сан? С вами говорит представитель ваших деловых партнеров, — известил ровный и бесстрастный мужской голос. Так могла бы говорить Асагава-сан, родись она мужчиной и, возможно, не в Японии. Сам не уверен, почему я сделал такой вывод. Акцента-то нет. Интуиция? Ей стоит доверять.
— Да, Ниида Макото.
— Моё имя Дзюнтаро, — ложь, но умелая, и с некоторыми оттенками правды. Возможно, достаточно долго живет под фальшивым именем и свыкся с ним. — Я жду вас в кафе на главной площади Эсаши. Как скоро вы будете на месте?
— Вы же должны были приехать завтра! — показал намного больше удивления, чем было на деле. На грани легкого шока.
— Иногда планы меняются. Как скоро вы будете?
Пообещал быть в течении часа, а сам немедленно поделился записью разговора с полицией. И тут же меня набрал Кикучи-сан.
— Слушайте внимательно, Ниидзоно, мы с вами это все проговаривали предварительно, но я повторюсь. Возможно, это наш последний свободный сеанс связи, — перешел он к делу после обмена приветствиями. Я использовал древнеегипетское «ирек», а он обыкновенное «моши-моши».
— Внимательно вас слушаю.
— Во-первых, не рискуйте, вы гражданское лицо, не вздумайте играть в героя. Если посчитаете, что нам пора вмешаться, подавайте условный сигнал. Помните его?
— Я помню, но повторите на всякий случай, — специально добавил в голос дрожи и неуверенности. Я слишком многое к данному моменту показал Кикучи-сану, лучше выглядеть в его глазах как можно безобиднее.