Без жалости
Шрифт:
— Мои мысли о том, что такое счастье, изменились. Сейчас счастье для меня — это роскошь, которая не имеет никакого отношения к действительности, — сухо произнесла я. Поднявшись с места и оправив куртку, я добавила: — Думаю, дома уже волнуются — гадают, куда это я подевалась. Я, пожалуй, пойду.
— Если у вас найдется свободное время, заглядывайте сюда, — сказал Ноа.
Я с удивлением на него посмотрела, и мне вдруг пришло в голову, что он очень одинокий человек.
Я протянула к нему руку и коснулась его щеки. Он улыбнулся, заключил мою руку
Ноа был приятный, милый человек, и я неожиданно поняла, как долго была лишена простых женских радостей — таких, например, как нежное прикосновение мужской руки к своему телу.
— Спасибо, — смутившись, сказала я и заторопилась к двери.
Когда я вышла из конюшни, меня поразило очередное изменение, которое произошло с погодой. Снег уже сыпал не переставая, а ветер завывал, как злой дух. За короткое время норд-вест набрал силу и дул теперь так, что едва не валил меня с ног. В одно мгновение снег запорошил мне лицо, глаза, набился в рот. Стоявшая у подъездной дорожки высоченная сосна под тяжестью снега и под напором ветра треснула и сломалась посередине. Засыпанный снегом пруд казался чем-то вроде парковочной площадки при ресторане.
Хотя вокруг машин у крыльца намело порядочные сугробы, я разглядела очертания «сааба». Стало быть, Винсент никуда не уехал — а я так на это рассчитывала.
Неожиданно мне пришла в голову мысль, что снежная буря никому не позволит уехать или уйти с фермы и мы окажемся запертыми в одном доме вместе с убийцей. Хотя эта мысль показалась мне чудовищной, делать было нечего. С трудом поднявшись по заснеженным, обледенелым ступеням порожка, я толкнула кухонную дверь, вошла в помещение и с силой захлопнула ее за собой.
— Он не может здесь оставаться, — заявила бабушка, устремляя колючий взгляд на Райана.
Это было первое, что я услышала, когда вошла в дом.
Я взяла топорик и, подойдя к печи, принялась колоть сосновые поленца, пирамидкой сложенные у очага. С каждым моим ударом поленца раскалывались на аккуратные белые чурбачки. В эту минуту мне особенно хотелось что-нибудь расколоть или разбить — так, и только так, я могла дать выход своим противоречивым эмоциям.
Бабушка некоторое время пережидала шум, который я подняла, а потом, воспользовавшись мгновением тишины, повторила:
— Этот человек не должен оставаться у нас в доме, Райан.
Тот ткнул пальцем в оконное стекло, за которым бушевала пурга.
— Толщина снежного покрова уже достигла фута, ба. Как он, спрашивается, сдвинет машину с места? Или ты предлагаешь мне выдать ему пару лыж? Или того лучше — просто открыть дверь и сказать: «Проваливай!»
Я собрала чурбачки и стала засовывать их в печь, всякий раз громко хлопая заслонкой. Разговаривать со своими близкими я по-прежнему не хотела, но продемонстрировать им, что я чертовски на них сердита, стремилась изо всех сил.
Они как раз стояли около открытого холодильника. Одного
— Матерь Божья, — сказала бабушка, — нам ведь еще и ужином придется его кормить. Нет, мы никогда от него не избавимся.
Подойдя к дверному проему, она глянула в гостиную, где на стуле с высокой спинкой, вытянув ноги, сидел Винсент.
— Ты видел, как он на нас смотрит? — спросила бабка. — Уверена, у него что-то на уме.
— Омлет — вот что, — произнес Райан. — Только не знаю, хватит ли у нас яиц.
— Нечего было являться сюда без приглашения, да еще в такую дурную погоду. Пусть теперь расплачивается за собственную непредусмотрительность, — пробормотала бабушка.
— А не думаешь ли ты, что, если мы выгоним его на улицу в такую погоду, его подозрения на наш счет только усилятся? — спросил Райан.
Бабушка внимательно посмотрела на внука.
— Он не таков, каким кажется, Райан, так что будь с ним поосторожнее. Имей в виду: он опасен.
— Но это же просто смеху подобно, — произнес Райан, но в его голосе не хватало уверенности и убежденности в собственной правоте.
— Он нам доставит немало неприятностей. Я их предчувствую. Уж лучше дать ему лыжи. Пусть добирается до города, как хочет.
— Он слишком убит горем, чтобы доставить неприятности кому-либо.
— Лично у меня нет ни малейшего желания осушать ему слезы, — сказала бабушка.
Я взяла тряпку и принялась оттирать от сажи руки. Если бы я так не злилась на своих домашних, я бы, пожалуй, выступила единым фронтом с бабушкой. У меня тоже не было ни малейшего желания, чтобы Винсент оставался у нас. Против этого восставали все мои инстинкты. Я, как и бабка, предчувствовала беду. Сначала убийство, а потом как снег на голову на нас сваливается этот Винсент. Зачем он приехал? В самом ли деле из-за того, что переживал за Эдварда? Я лично считала, что он явился, чтобы в силу каких-то неизвестных мне причин нарушить покой нашей семьи. В самом деле, стоило только этому типу появиться, как ему удалось в считанные минуты настроить меня против моих домашних и заставить подозревать их во всех смертных грехах. Я ненавидела Винсента: он явно что-то затевал.
Райан молча мыл руки над кухонной раковиной. Видно было, что говорить ему не хотелось, поэтому он уделял повышенное внимание рукам: старательно вычищал грязь из-под ногтей, дважды намыливал ладони, каждый палец и запястья — можно было подумать, что он готовится к хирургической операции.
Покончив с мытьем рук, он открыл холодильник, вынул оттуда картонку с яйцами и протянул ее бабушке.
— Выбей их все в миску. А я пока нарежу лук.
— А как насчет бекона?
— Пожалей свое сердце, бабуля.