Без жалости
Шрифт:
— Это в духе Эдварда, — процедил сквозь зубы Райан.
Прежде в моих девичьих мечтах отец, которого я никогда не видела, казался мне рыцарем без страха и упрека, неспособным на подлость или злое деяние. Теперь этот мифический образ без следа испарился, а на его месте в моей душе осталась зияющая пустота, которую уже ничем нельзя было заполнить.
— А что же случилось с моей матерью? — спросила я.
— Как это ни странно, Эдвард стал уделять ей больше внимания: он разговаривал с ней, всячески старался ублажить — короче, хотел вернуть себе ее благосклонность.
Я покривила рот в горькой улыбке.
— И как долго продолжались у тебя отношения с Эдвардом?
Бабушка смутилась.
— Это не было отношениями, Бретт. Это было непрекращающимся насилием. Любовью здесь и не пахло. Всякий раз, когда Эдвард был со мной, он брал меня силой. Я же продолжала хранить молчание и ничего Каролине не говорила. Если бы она об этом узнала, она бы, наверное, умерла. Весь этот кошмар продолжался около двух лет — пока Эдвард не взял на работу Винсента.
— Значит, гарем Эдварда увеличился еще на одного человека?
В глазах бабушки промелькнуло отвращение.
— Нет. Эдвард сразу переключил внимание на Винсента и перестал ко мне приставать.
— Тебе, можно сказать, повезло.
Бабушка пропустила мое саркастическое замечание мимо ушей и продолжала рассказывать:
— Я сразу догадалась, что Винсент хочет соблазнить Эдварда. Не трудно было также сообразить, что Эдвард перед его напором не устоит. Опасаясь, что дело может зайти слишком далеко, я подошла к Эдварду и заявила, что расскажу о его шашнях с Винсентом Каролине. Он расхохотался и сказал: «Поступайте, как сочтете нужным, Эмили».
— Ты рассказала Каролине о Винсенте? — спросила я.
— Я сделала кое-что похуже. — Бабушка тряхнула головой, словно для того, чтобы привести в порядок мысли. — Однажды Каролина прибежала ко мне на кухню вся в слезах и сказала, что видела, как Эдвард целовал Винсента в губы, Я сказала ей, что Эдвард и Винсент просто дурачатся, и предложила не обращать на это внимания. Она немного успокоилась и, пока я мыла посуду, стала жаловаться на недостаток внимания со стороны Эдварда.
Я кивала ей, сочувственно вздыхала и время от времени ободряла ее словом — короче, предоставила ей возможность выговориться. Среди прочего Каролина упомянула о том, что Эдвард не спит с ней вот уже два месяца. «Это так на него не похоже, — сказала она. — Он всегда так любил заниматься сексом».
Я отчетливо помню тот момент. Я стояла на кухне, вытирала полотенцем тарелки и машинально, не отдавая себе в том отчета, брякнула: «Я знаю».
Наступила мертвая тишина. Когда я повернулась к дочери, то увидела, что она с подозрением на меня смотрит. «Я знаю…» — повторила она мои слова, не сводя с меня глаз. Должно быть, выражение моего лица выдало меня, поскольку в глазах Каролины проступило понимание. Прежде чем я успела хоть что-то сказать, она вскрикнула, как будто ее
Она отказалась спуститься к обеду, а вечером я слышала, как она в своей комнате ругалась с Эдвардом, обвиняя его в том, что он завел со мной интрижку, и он сознался. Потом он засмеялся и сказал, что надо было быть слепой, чтобы этого не заметить. В следующую минуту в комнате раздался грохот. Кто-то швырнул настольную лампу, и она вдребезги разбилась о стену. Потом послышались звуки потасовки, и Каролина пронзительно закричала. Я была бы рада ей помочь, но войти в ее комнату так и не осмелилась. Каролина и Эдвард попеременно то дрались, то ругались на протяжении нескольких часов. После этого захлопали дверцы шкафов, и я поняла, что Эдвард начал собирать вещи.
Утром Эдвард и Винсент уехали.
Бабушка откинула голову на подушки и тяжело вздохнула. Кожа у нее на лице стала желто-серой, как старая штукатурка. С минуту помолчав, она едва слышно сказала:
— А через неделю твоя мать покончила с собой. В тот момент, когда я дотронулась до ее холодного тела, мир для меня перестал существовать и я почувствовала, что сию минуту умру. Ни осознать, ни принять кончину дочери я была не в силах. Я легла рядом с ней на постель, обняла ее и пролежала с ней бок о бок несколько часов, не желая размыкать объятий.
Мою дочь и твою мать, Бретт, убил Эдвард. Я не могла спокойно жить в мире, где благоденствуют такие, как он, и дала себе слово, что, если он когда-нибудь вернется в эти края, я ему отомщу.
Логика бабушки была мне не до конца понятна.
— Думаешь, ты здесь ни при чем? — спросила я. — Каролина покончила самоубийством из-за того, что ты ее предала.
Бабушка бессильно уронила:
— Нет, Бретт. Виноват Эдвард. Это он манипулировал всеми нами.
Я в упор посмотрела на брата.
— Ты знал о том, что было между Эдвардом и бабушкой?
— Я не хотел этого знать, Бретт, — ответил Райан. — И я бы дорого дал, чтобы ты никогда об этом не узнала.
— Ты не хотел знать, но знал. Так кто же тебе об этом рассказал? — спросила я.
— Об этом написала мать в своей предсмертной записке. Я прочитал ее, когда обнаружил ее тело, — ответил Райан. Потом он вздохнул, посмотрел на бабушку и тихим голосом произнес: — Может, хватит разговоров, ба? Мы и так уже наслушались всяких ужасов.
Бабушка положила руку Райану на плечо.
— Извини, дорогой. Я понимаю, к чему ты клонишь, но считаю, что Бретт имеет право узнать правду — всю как она есть.
Бабушка, продолжая машинально разглаживать морщинки на рубашке Райана, повернулась ко мне и сказала:
— В прошлый вторник Эдвард подошел к двери нашего дома. — Бабушка перевела взгляд на Райана и спросила: — Ведь он говорил тебе, что придет, верно?
Я неожиданно пришла к выводу, что всей правды — правды как она есть — мне знать все-таки не хочется. Уж лучше бы этот разговор вообще не имел места, подумалось мне. Я боялась того, что готовилась сообщить бабушка.