Бездна голодных глаз
Шрифт:
Я сжал ладонь и ощутил тепло лезвия. Уверенное, человеческое тепло, как при рукопожатии.
— Ну, — заявил Зверь, прогуливаясь вокруг стола, — давайте, убивайте меня. Чего время зря тянуть?
— А… собственно, как? — Бакс опустился прямо на пол, скрестил ноги, потом подумал и принялся грызть ногти. — Зарезать вас — так вы, небось, кусаться станете… Или вы сперва в Книгу превратитесь?
— В Книгу нельзя, — серьезно ответил Зверь, беря со стола кусок жареной рыбы. — Если вы Книгу первой убьете, то останется Зверь. Причем неразумный. И если он
— Ага, не волнуйтесь, — Бакс упрямо мотнул головой, — хорошенькое дело… А как мы Зверя… то бишь вас убивать будем?
— Ты что, придурок? — внятно произнес Зверь. — Подойдешь и зарежешь меня. У тебя это хорошо получается. И дальше — по обстоятельствам.
Бакс резво вскочил на ноги.
— Пошли отсюда! — скомандовал он. — Лучше с этими Знаками в Переплете жить, чем с этой черепахой философию разводить! Он же… она же… оно же издевается над нами — вы что, не видите?!
— Цыц! — прикрикнул на него Зверь. — Некуда вам идти. Вот, сами смотрите…
Он махнул лапой — и снова в воздухе повисла Книга; восковая бледность сползла на щеки Инги, я увидел это и ощутил пульсирующую во мне Силу… и стены Книжного Ларя словно исчезли.
Только снаружи был Переплет.
И все.
Бледный туман клубился в двадцати шагах от нас, гибкие язычки сплетались в мерцающую кисею паутины, нити вибрировали и уходили все дальше, во мрак, во тьму, в черное Ничто…
Мы находились в коконе.
Что-то должно было родиться.
— Все, — сказал возникший Зверь; и следом возникли стены, и Сила ушла из меня. — Финал Книги. Хотите или не хотите. Переплет сомкнулся вокруг Книжного Ларя. Все люди, оставшиеся снаружи, свободны. Возможно, они еще скажут вам спасибо. Лет через сто. Возможно, они промолчат. И Неприкаянные, — Зверь мельком глянул на Ингу, — стоят в удивлении у самого края Переплета. А, значит, совсем рядом. Ну что, вы будете меня убивать? — или ваша женщина с Мечом, Которого Нет, так и умрет, потому что она не может жить в Переплете… ну, еще час, от силы два…
— Так вот что имел в виду Мом… — пробормотала Инга. — Билет в один конец. Ах, Бредун, Бредун…
— Эй, вы! — возвысил голос Зверь. — Вы же ненавидели меня! Вы же боролись за то, чтобы люди могли совершать Поступки! Я предлагаю вам Поступок, о котором можно только мечтать — убейте Зверь-Книгу! Ну!..
Бакс смотрел в пол, будто иголку потерял.
Инга отвернулась лицом к стене, и плечи ее непроизвольно взрагивали.
Талька кусал губы, не глядя на окаменевшую Вилиссу.
И я держал их мысли на ладони, как нож.
Герой, убивающий сопротивляющегося дракона — герой. Но когда он убивает дракона, безропотно подставляющего шею под удар — он мясник.
Убийца.
Это Поступок. Но это не тот Поступок, который мне бы хотелось совершать. И если Люди Знака научатся именно таким поступкам — не во благо ли им тогда был Переплет?
А еще я понял, как это — когда кто-то
Все беру на себя! Убей меня…
Ведь это так легко!
Ну же! И Инга останется жить. И мы будем свободны. И не станет Переплета. И не появятся больше Лишенные Лица. И Знаки станут людьми. И…
Убей дракона!..
…и я отрицательно покачал головой.
Один за всех.
— Жаль, — прозвучало в ответ. — Вы так и не поняли. Ничего не поняли. Каждый из нас пишет свою страницу, свою собственную — и вы, и я. Вы подтолкнули меня под руку, и моя страница пошла по иному пути. Теперь моя очередь. Потому что любой может изменить чужую страницу, забрызгав ее чернилами или кровью, но никто не в силах изменить свою. Теперь моя очередь. Давайте напишем финал заново.
И больше я уже ничего не слышал.
5
— …Бейте их! — властно крикнул самый молодой из Страничников. — Бей выползней!..
И из толпы навстречу непрочному живому оцеплению столба с Ингой двинулись Равнодушные. Боди. Бывшие люди. Еще секунду назад — бывшие.
Такие, как все.
В чьих душах и сознаниях холодно клубилась дальняя чернота Переплета; клочья мертвого тумана, отнимающего волю.
Припал на колено Ах-охотник, опустошая свой колчан, посылая в накатывающуюся волну стрелу за стрелой, и ни одна из стрел не пропала даром; неумело размахивали дедовским оружием Зольд Рыжеглазый с еретиками-горожанами, и рядом с ними полыхали смертоносными лунами серпы бешеного Бакса; безутешно выл над телом растоптанного Болботуна осиротевший Падлюк; старый Черчек отбивал у троих Боди истошно орущего Пупыря, и уже спешил к ним, прихрамывая, Щенок Кунч… двое подростков, хрипя, упали под ноги нападавшим, а остальные кольцом сомкнулись вокруг Меноры, рвущейся в свалку…
И поодаль, у Книжного Ларя, никем не замеченный в кровавой суматохе, стоял Глава в бело-серебряном одеянии; человек, забывший себя, человек с украденной душой и стоячими, как омуты, глазами — потому что рядом с ним на уровне его головы висела Книга, готовая стать Зверем.
И стала.
Словно смерч пронесся от Ларя к столбу, сбивая по дороге сражающихся людей, как кегли; Бакс еще успел достать серпом чешуйчатое плечо и упал, покатился по земле с разорванной грудной клеткой; к нему бросился кричащий Талька…
Внезапно стало тихо.
Рядом со столбом стоял рычащий Зверь, и нелепая желтая кровь текла по его плечу, а напротив навзрыд плакал мальчишка, пытаясь приподнять ставшее невероятно тяжелым тело человека со смешным прозвищем Бакс.
Бакс с трудом приоткрыл глаза.
— А пиво у них здесь… — прошептал он со странной гримасой, напоминающей неродившуюся улыбку. — Хорошее у них пиво, Таль… жалко…
И белеющие пальцы Бакса на миг сомкнулись на хрупком мальчишеском запястье, передавая в смертный час обрывки Дара, осколки души — все, что еще можно было передать.