Бездна взывает к бездне
Шрифт:
Появился Василий Игнатьевич, от чрезвычайного волнения враз протрезвевший.
– Присядьте, – сказал ему граф, словно бы это он был здесь хозяином.
Шурочка вышла из гостиной, оставив их вдвоем. «Смогу ли я ему это простить? – подумала она. – Он отныне будет спокоен, не опасаясь более за свою дворянскую честь. Но я? Что будет со мной?» Она начала медленно подниматься по лестнице.
– Барышня! – кинулась к ней горничная Варька.
– Что такое? – устало спросила она. – Что еще?
– Барышня,
– Кто?
– Дворовая девка пришла из усадьбы Соболинских. Впустить?
– Какая еще девка? – удивилась Шурочка.
– Так не впускать? – обрадовалась Варька.
– Впусти, конечно!
Из усадьбы Соболинских! Шурочка заволновалась. Ей принесли весточку! А вдруг он жив? Она замерла на лестнице. Вошла девка, в домотканом сарафане, босая, но лицо ее было чистым и необыкновенно красивым, русая коса в руку толщиной, огромные голубые глазищи. Несомненно, у нее было какое-то важное известие.
– Идем со мной, – велела Шурочка.
Они поднялись наверх. Девка вошла в ее комнату и стала с интересом оглядываться.
– Ну? – требовательно спросила Шурочка. Она ожидала письма.
– Велели передать.
– Ну, так давай! – в нетерпении сказала она девке.
Та полезла за пазуху и вытащила оттуда обитый бархатом футляр. Увидев его, Шурочка невольно вздрогнула.
– Вот. Барин велел передать.
– Какой барин?
– Сергей Михайлович. Мой барин.
Шурочка покачала головой. В футляре наверняка алмаз! Доверить целое состояние дворовой девке! Но потом она поняла: лучшего помощника Сержу не найти. Как она сейчас сказала! Мой барин! В огромных голубых глазах обожание и безмерная тоска.
– Что с ним? – спросила она, сжимая в руке футляр.
– Живой, – коротко ответила девка. – Плох только очень. В грудя ему пуля попала. В горячке он. Все вас кличет. «Александрин, Александрин…» Чудно!
Она заметалась.
– Вы, барышня, сейчас к нему не ходите, – сурово сказала девка. – Без памяти он.
– А как же это? – сказала она, имея в виду футляр.
– Давеча очнулся, как доктор его смотрел, так первым делом мне приказал: возьми в кабинете на моем столе черную коробочку да снеси ее барышне Александрин. Помираю я. Вот ей, мол, от меня. Пусть помнит.
– Серж умирает?! – Шурочка вздрогнула.
– Да вы, барышня, сильно-то не убивайтесь. Лекаря мы тотчас отослали. Бабка у нас на деревне есть. Знахарка, травница. Эта выходит, – уверенно сказала девка.
Шурочка ей не поверила. Серж еще жив! Но если он отослал ей алмаз, значит, не надеется, что выживет. Иначе бы он с камнем не расстался.
– А письма разве барин не передал? Письма для меня?
– Никак
– Отчего же сжечь?
– Почем я знаю? Только я все делаю, как барин велит.
Девка уставилась на нее, беззастенчиво разглядывая.
– Ступай, – сказала ей Шурочка.
– Барышня, отчего ж мой барин вас так любит? – спросила вдруг девка. – Не шибко вы меня краше! Платьице на вас только господское да руки белые. Так ведь не любите вы его! Нет, не любите!
– Много ты понимаешь! – вспыхнула она.
– А тут и понимать не надо, коли из-за вас он теперь помирает. Я б эту пулю в себя приняла, вот как я его люблю!
– Ступай, – повторила она.
Девка тут же исчезла, а Шурочка открыла футляр. Наконец-то! Огромная, сверкающая капля лежала в ее руке. Шурочка поднесла алмаз к окну, поближе к свету. Он тут же вспыхнул и заиграл, заискрилcя. Какое-то время Шурочка не могла оторвать от него глаз, потом опомнилась и захлопнула футляр.
– Довольно! – сказала она.
Кровь пролилась, но история продолжается. Он успокоится на время, но что будет дальше? Надо его надежно спрятать. И тут в ее дверь постучали:
– Барышня, господа вас кличут! Просили в гостевую!
Она спрятала футляр на груди и спустилась вниз. В гостиной ее ждали граф и взволнованный Василий Игнатьевич.
– Что ж тут поделаешь? – неопределенно сказал он. – Коли бы не вы, ваше сиятельство, так ни за что не позволил бы. Не по-людски это. Но что ж тут поделаешь?
Помещик Иванцов притворно вздохнул.
– Александра Васильевна, – слегка поклонился ей граф. – Не угодно ли пройти в мой экипаж? Если вы хотите взять из дома какие-то вещи…
– Вещи? – Она вздрогнула. – Нет, нет! Все, что надо, со мной!
Не прощаясь ни с кем, она вышла на крыльцо. Потом все-таки обернулась. На веранду вышли сестры – Мари, Софи и Жюли. Жюли! Шурочка попыталась поймать ее взгляд. Жюли заметила это, подняла правую руку и несколько раз ее перекрестила. Старшие сестры молча смотрели, как младшая садится в карету с графским гербом.
– Прощай, Юленька! – крикнула она. – Ты была здесь моим единственным другом! Как жаль, что мы больше не увидимся!
– Как знать, Сашенька, – задумчиво сказала сестра. – Пути Господни неисповедимы.
Едва карета уехала, как Софи, поджав и без того тонкие губы, сказала:
– Как же так, папенька? Что ж теперь, позор на всю нашу семью? Не венчанная уехала с графом, как девка какая-нибудь!
Мари поддержала ее, презрительно сказав по-французски что-то о дурном тоне, о том, что их теперь нигде не станут принимать.