Безрассудный наследник
Шрифт:
Мы проехали через двойные ворота, у каждых из которых стоял человек, одетый во все черное. Они пропустили машину, и я уже собиралась спросить Николая о том, что это за охрана, когда машина остановилась перед единственным серебристым лифтом. Я успела только выдохнуть, как водитель вышел и открыл дверь для Николая.
Николай протянул мне руку, и я машинально прижалась к его ладони, позволяя ему вытащить меня из машины. Дверь захлопнулась со звучным щелчком, и я услышала эхо, отразившиеся от низкого потолка. Я огляделась и заметила несколько роскошных автомобилей, выстроившихся по обе стороны.
— Кому нужно столько машин, — пробормотала я, прежде чем поняла, что произнесла эти слова вслух, и в очередной раз благополучно заткнула рот.
А потом машина отъехала от обочины, и мы остались одни. Я слышала стук своего сердца, когда Николай скользнул рукой по моей спине, перебросил длинные волосы через плечо и провел рукой по моей шее, явно выражая собственнические чувства.
Оказавшись в лифте и дождавшись закрытия дверей, Николай ввел код на клавиатуре, а также вставил в маленькую щель изящную серебряную карточку. Но другую руку он держал, обхватив мой затылок, и от тяжелого, теплого ощущения его присутствия у меня сводило живот, а между бедер разливалось тепло.
Все, что я слышала, вдыхала и чувствовала, — это Николай. Он был темным, поглощающим и таким опасным, но это приводило меня в восторг.
Я чувствовала себя собакой Павлова, становясь влажной и нуждающейся только от нахождения с ним в одном помещении, только от его вида и запаха.
Очень скоро лифт остановился, и двери открылась.
Он провел меня вперед, в прихожую, где царил минимализм. Несколько абстрактных черно-белых картин покрывали стены, а плюшевый ковер ласкал ноги, когда мы углублялись в комнату. Николай убрал пальцы с моего затылка так медленно, что я поняла: он сделал это специально, чтобы дать мне почувствовать его.
Он подошел к большой двери из темного дерева с серебряной изогнутой ручкой. Когда он протянул руку в сторону, я заметила на стене еще одну маленькую клавиатуру, похожую на ту, что была в лифте.
После серии звуковых сигналов он открыл входную дверь и отступил в сторону, пропуская меня первой. Сначала внутри было темно, но как только я полностью переступил порог, фойе озарилось мягким светом, словно сработал датчик движения.
В остальной части квартиры свет был выключен, а мои глаза адаптировались к темноте. Я смогла разглядеть жилое помещение, расположенное ниже, нежели то, где я стояла, и выполненное в том же минималистичном стиле, что и прихожая.
Я услышала шорох за спиной и, оглянувшись через плечо, увидела Николая, который уже снимал куртку и вешал ее на серебряный крючок у двери, а затем залез в карман, чтобы достать мобильный телефон и связку ключей. Он бросил их в небольшую миску, стоявшую на длинном узком столике у стены рядом с дверью.
— Я думал, ты оставишь свою прелестную новоиспеченную жену в гостиничном номере хотя бы на неделю. Сломав ее старым добрым русским способом.
Я испуганно пискнула и перевела взгляд в ту сторону, откуда доносился мужской голос. Я почувствовала, как Николай мгновенно переместился ко мне за спину — тяжелое, теплое присутствие, словно защитная стена.
И тут я заметила крупное тело, сидящее в углу комнаты, тени скрывали его почти полностью.
— Думал,
Я отступила на шаг и врезалась в твердое тело Николая. Его руки легли мне на плечи, пальцы слегка сжали их.
Николай прорычал:
— Осторожно, Дмитрий.
Прошло несколько секунд тягостного молчания, прежде чем Николай заговорил снова.
— Я больше не буду напоминать тебе о необходимости проявлять уважение к Амаре.
Последовала напряженная тишина, настолько плотная, было трудно даже дышать, когда Дмитрий просто смотрел на нас, все еще покрытых тьмой, свет Десолейшена едва освещал его. Но тут он едва заметно наклонил голову, и я выдохнула все напряжение.
— Придется перестать чувствовать себя здесь как дома, — Николай сказал это сквозь стиснутые зубы.
— Вот как? — в голосе Дмитрия слышался почти… юмор.
Тело Николая за моей спиной стало еще тверже.
— Да, — это единственное слово было произнесено с усилием, сквозь стиснутые зубы.
Еще громче тишина. Еще больше густого воздуха.
— Прекрасно. Думаю, то, что ты теперь женат, дает тебе возможность уединения.
Николай издал позади меня глубокий звук, напоминающий рычание.
— Как долетели? — спросил Дмитрий, пытаясь сменить тему.
Я почувствовала, как тело Николая немного сдвинулось, а затем ощутила его теплое дыхание, касающееся моей шеи.
— Полет прошел отлично, — еще более теплое дыхание вдоль моего горла… еще большее сжатие моих внутренних мышц. — О, но как же нам хотелось большего. Не так ли? — его голос был тихим, слишком тихим, чтобы кто-то, кроме меня, мог его услышать. — М-м-м, как же я хотел сделать с тобой так много, маленькая куколка.
У меня перехватило дыхание, а лицо стало пылать от того, что он говорит эти слова тогда, когда Дмитрий может легко услышать.
Дмитрий негромко рассмеялся и через секунду уже поднимался с кресла.
— Я же просил тебя подождать в прихожей, — голос Николая потерял всю эту сексуальную русскую глубину, когда он вышел из-за моей спины и теперь загораживал вид на остальную часть квартиры.
— Саша хотела пить.
Я оглянулась на Николая, ожидая увидеть женщину, вышедшую из тени, не исключено, как Персефона к Аиду, но там был только звук часов, отсчитывающих секунды.
— Надо было тогда оставить ее у себя.
И тут я заметила легкое движение рядом с ногой Дмитрия. Гладкое, подтянутое тело, примостившееся рядом с хозяином. Саша была собакой.
— Ты же знаешь, Саша не любит оставаться одна, — Дмитрий протянул руку и провел по ее голове. Теперь, когда мои глаза адаптировались, я могла видеть более отчетливо… могла видеть, что он наблюдает за мной.
Дмитрий сделал еще один шаг вперед, и свет, активированный движением, вспыхнул. Я уставилась на брата Николая, увидела его ухмылку, а затем посмотрела на его собаку-компаньона. Гладкий черно-коричневый доберман сидел рядом с ним, его уши были направлены прямо вверх, а черные глаза смотрели на меня. Если бы я не была в курсе, что она живая, не видела, как она двигалась несколько минут назад, то могла бы принять ее за статую, настолько она была неподвижна.