Безрассудный наследник
Шрифт:
Разорение. Разорение. Разорение.
Когда я добралась до подножия лестницы, передо мной было всего несколько футов, прежде чем толпа поглотила бы меня целиком. И как бы мне ни хотелось подобраться к клетке поближе, темное и беспокойное любопытство переполняло меня, все-таки я не была безрассудной.
Если бы я упала, меня бы затоптали — под всеми этими ботинками не было бы ничего, кроме осколков.
С каждой секундой я отчетливо слышала все более яростные крики. Энергия в помещении нарастала. Боже, это
И еще была клетка — массивная конструкция, которая, казалось, доминировала над всем помещением. Я поднялась на носочки, чтобы получше рассмотреть ее. На том, что, вероятно, когда-то было белым настилом в клетке, виднелись пятна ржавого цвета.
Разорение. Разорение. Разорение.
Это имя выкрикивалось снова и снова, звеня у меня в ушах.
Что бы ни случилось, это должно было произойти в ближайшее время.
Тот, о ком они кричали, должен был вот-вот дать о себе знать.
Я держалась у самой дальней стены, но мое внимание было приковано к клетке. С каждой секундой толпа становилась все более неистовой, как будто все, что должно было произойти, было тем, ради чего они сюда пришли.
Остановившись в углу зала, я встала на носочки, чтобы хорошо видеть клетку. Диктор начал что-то говорить сверху, но толпа не затихала в достаточной степени, чтобы я смогла понять или услышать. А через секунду толпа разразилась криками и ревом, и, клянусь, все внутри зала задрожало, стены грозили рассыпаться от силы напряжения.
Я ничего не могла разглядеть — ни из-за большого количества людей, ни из-за моего роста. Я подумывала о том, чтобы переместиться еще выше, когда увидела макушку темной головы и широкие, голые татуированные плечи.
Толпа немного успокоилась, когда диктор снова заговорил, и на ринг поднялся человек-зверь.
— Единственный. Ебаный в рот только один. Разорение на этом блядском ринге для уничтожения.
Раскалывающий череп шум поднялся такой, от которого пришлось закрыть уши.
— Я знаю, сегодня у нас в толпе есть новички. Приготовьтесь, больные мудаки, посмотреть на человека, которого они называют Руиной, русская машина для убийства, которая является признанным социопатом.
После этого толпа взорвалась от восторга.
И тут я увидела его, громадного зверя, по сравнению с которым Николай казался почти… хрупким. А все потому, что, заглянув в его лицо, я не увидела там абсолютно ничего.
Ничего, кроме сосредоточенности, концентрации и явной потребности в разрушении, от которого произошло его имя.
Всю переднюю часть его груди занимала массивная волчья голова — рычащий зверь со смертью в глазах и кровью на морде. Его тело покрывали знаки принадлежности к Братве, вытатуированные на его покрытой шрамами, загорелой плоти.
Я застыла на месте, наблюдая,
Не знаю, сколько времени я простояла там после того, как они начали драться, но когда кровь и слюна окрасили пол, когда посыпались удары, откушенная плоть, треск ломаемых костей, крики и рев боли и насилия, я поняла, что совершила ошибку.
Ужасную ошибку. Я должна была послушать Николая. Не стоило приходить сюда, не стоило лезть туда, где мне не место.
Я отступала назад, держась одной рукой за спину, пока не коснулась холодной стены. Другой рукой я обхватила ремешки своих туфель, сжимая их с такой силой, что костяшки пальцев болели.
Я не отвлекалась от клетки, пока не продвинулась на десять футов или около того, не считая, что зашла так далеко в этот подземный гроб. Вот чем было это место. Дом смерти.
Я уже собиралась повернуться и бежать обратно наверх, на верхний этаж, чтобы забаррикадироваться в кабинете. Но когда я заметила Николая, стоящего в стороне от клетки, его темную голову, низко склоненную, когда кто-то что-то говорил ему на ухо и передавал толстый желтый конверт, то снова застыла на месте.
Хотя Николай стоял неподвижно, нахмурившись, не предпринимая ничего угрожающего, он излучал силу и мощь, доминирование и суровость по отношению к тому, кто выходил против него.
Толпа взревела, и я переключила внимание на клетку, увидела, как Разорение повалил другого бойца на землю и начал бить кулаком по его голове. Кровь брызнула во все стороны, и, оглянувшись на Николая, я наблюдала, как он смотрит в клетку, на щеке у него брызги крови.
Он провел пальцем по этой крови, на его лице появилась медленная ухмылка, словно он получал удовольствие от насилия. Я снова сжала бедра, когда волна жара хлынула в меня.
А потом все закончилось, бой завершился, Разорение слез со своего неподвижного противника, его грудь вздымалась и опускалась, пот и кровь стекали с его тела. И я не думала, что последнее принадлежит ему. Ни капли.
Разорение подошел к краю клетки и обхватил руками ограждение, напрягая бицепсы. Николай шагнул вперед, и я видела, как шевелится его рот, как он кивнул один раз. Я сделала шаг вперед, какая-то невидимая сила потянула меня к мужу.
Но не успела я двинуться с места, как тяжелая рука обхватила меня за талию и дернула назад с такой силой, что моя голова запрокинулась назад, туфли выпали из пальцев, и я вскрикнула от боли.
Я инстинктивно потянулась к руке, вцепилась в нее, пытаясь оторвать от себя, но хватка была железной, как тиски. И чем сильнее я боролась, тем сильнее меня утягивало в темные дали.
Когда я провела ногтями по предплечью, прозвучал хрип, а когда я углубилась в тень, раздался негромкий смех.