Безудержный ураган
Шрифт:
— Плевал я на ваши монографии, — перебил Шаймор. — Как это нельзя выжить? Вы что уже похоронили его? Он же жив еще! Где этот ваш Стин? А ну-ка быстро зови его сюда!
— Но…
— Никаких «но»! Немедленно!
Бойтин быстро привел Стина. Тот немного испуганно уставился на Шаймора и держался от вальдара на безопасном расстоянии.
— Я тебя слушаю, — глядя ему прямо в глаза сказал вальдар.
— Но… Что я могу поделать? — замялся ученый. — Тут ничем помочь нельзя. Это смертельное ранение.
— Смертельное говоришь? — угрожающе спросил
— Эээ… — испуганно промямлил Стин и попятился. — Можно сделать мазь от ожогов… По дороге сюда я видел травку, ожевик называется, нужно ее собрать. И… Можно попытаться сбить жар…
— Так, уже лучше, — одобрил Шаймор. И его огромная фигура отступила от тщедушного ученого, позволяя тому вздохнуть свободнее. — Пойдем искать этот твой Ожевик.
— Только это все не принесет никакого положительного результата, — засеменил следом за вальдаром Стин.
— Заткнись, — недовольно буркнул Шаймор и зло зыркнул на ученого. — И забудь об этом. Ради твоей же безопасности. Лечи его так, как будто в этом есть смысл.
Несмотря на все усилия и заботу Шаймора, Бруснир не приходил в себя. Его раны выглядели ужасно, а сам он больше походил на труп. Командира то лихорадило, то он был холоден, как лед. Но ни разу за прошедшие три дня не открыл глаза.
Вальдары тем временем нашли Брешь. Она оказалась совсем неподалеку. И ученые, вот уже несколько дней, возились возле нее, но ничего вразумительного сказать пока не могли. Бойтин заявлял, что им нужно время, чтобы разобраться. Шаймор им это время давал, все равно они никуда не могли двинуться, пока командир в таком состоянии.
К исходу третьих суток Бруснир пришел в себя. Он пошевелился и тут же зажмурился от захлестнувшей его боли. Сознание начало меркнуть и только нечеловеческим усилием воли вальдар заставил себя не отключаться. Его раны покрылись хрупкой корочкой, которая лопалась от каждого движения, из разломов сочилась сукровица. Жуткая боль сопровождала каждое движение, но это не остановило Бруснира. И он, хоть и с трудом, поднялся.
Шаймор радовался, как ребенок, его возвращению в мир живых. Командир эту радость не особо разделял, настолько паршиво ему сейчас было. Выслушав новости последних дней, Бруснир пожелал посмотреть на Брешь.
— С ума сошел что ли? Ты едва выжил. Тебе нельзя сейчас ходить! Да ты сидишь то еле-еле, — возмущался Шаймор, но все бесполезно. Упрямства у командира хватило бы и на троих.
— Не нуди, Шаймор. Лучше дай мне опереться о твою руку, — спокойно заявил Бруснир и поднялся, пошатываясь и кривясь от боли. — Веди.
Брешь оказалась всего в сотне шагов от места стоянки. Бруснир не показывал виду, но еще столько же он бы не прошел. Среди развалин большой лаборатории невысоко над землей зависла непроницаемо черная сфера, края которой слегка шевелились. По
— И что вы выяснили? Как мы будем закрывать эту гадость? — спросил Бруснир, приближаясь.
— Весьма рад видеть в добром здравии, хоть это и выходит за рамки моих вероятностных заключений, — своеобразно поприветствовал его Бойтин и виновато пожал плечами. — К сожалению, не могу сообщить ничего утешительного. Мы пока не знаем, как можно устранить Брешь.
— Что ж это получается, мы зря сюда перлись что ли? — раздраженно вопросил Шаймор.
— Дайте нам еще несколько дней, мы проверим кое-какие теории, — вмешался другой ученый. — А если ничего не выйдет, то у нас есть запасной вариант. Мы изолируем Брешь. Сорок последних лет она и была надежно изолирована, но почему-то разрушила барьер. Мы уже нашли заслонки, поставим новую. Это не решит проблему, но даст этому миру отсрочку. Если повезет, то снова лет на сорок.
— Брешь увеличилась в размерах, очень сомневаюсь, что новый барьер продержит ее так долго, — тихо возразил Бойтин.
Прошло еще несколько дней. Слава богам, на путешественников никто больше не нападал. Возможно, в том была и их заслуга. Они вели себя тихо и осмотрительно, старались не высовываться и не привлекать внимания.
Бруснир уже мог передвигаться самостоятельно, но все равно с трудом. Раны не заживали, мокли и кровоточили, едва подсыхающие корочки лопались при малейшем движении. Не прекращающаяся слабость и боль вымотали командира, но больше всего его злила собственная беспомощность. Случись что и он окажется только обузой для своей команды. Кроме него, конечно, больше никто так не думал.
Вальдары беспокоились и торопили ученых. Нужно было что-то решать с Брешью, пока не случилось чего-нибудь непредвиденного, но очень даже ожидаемого. А здесь, в сердце этого нового жуткого мира, сама реальность подергивалась и сбоила. На развалинах мертвого города царила безжизненная тишина, лишь изредка прерывающаяся тягучими скрежещущими звуками. Откуда они доносятся вальдары так и не смогли понять. Иногда казалось, что из-под земли. Иногда, будто они идут сразу отовсюду, окружают со всех сторон, то приближаясь, то удаляясь. Но всегда проникали в самую душу, селили там едкое чувство страха и желание поскорее убраться куда угодно, лишь бы как можно дальше.
Утром третьего дня Бруснир поставил вопрос ребром, заставил ученых принять решение относительно Бреши. Они пошептались некоторое время, и Бойтин сделал шаг вперед.
— Когда это путешествие еще только планировалось, мы уже с высочайшей долей вероятности знали, что не сможем закрыть Брешь, — начал он. Некоторые вальдары переглянулись и тяжело вздохнули, понимая, что речь будет витиеватой и долгой.
Бруснир усмехнулся, глядя на несчастные лица своих соратников, вскинул руку, перебив ученого: